— Спасибо, но мне больше не нужна помощь. Я посижу немного здесь, посмотрю телевизор.
— Хорошо, но я все равно должен задержаться. Эва хочет, чтобы я уложил ее спать.
— Ты так добр к ней. Послушай, а ты никогда не хотел…
И замолчала, не зная, тактично ли спрашивать о таком.
— Не хотел что? — удивился ее нерешительности Клайв.
— …иметь настоящую семью. Хорошую жену, много детей.
Подойдя к камину, Клайв подложил дров и стал не торопясь помешивать угли.
— Так вот для чего тебе потребовалось замужество с Даниилом? Ты сама хочешь того, что называешь настоящей семьей.
— И что в том удивительного? — осторожно спросила она.
— Удивительно не это. А то, что ты отваживаешься на брак не столько сообразуясь с душевным чувством, сколько заранее стремясь, так сказать, к итогу семейных отношений.
И, обгоняя возможные возражения, Клайв добавил:
— Ведь мы с тобой могли бы иметь и детей, и то, что ты называешь настоящей семьей.
Слова были сказаны спокойно и взвешенно, а ударили как электрическим током. К изумлению Норы, на услышанное отреагировало ее тело. Да, это была реакция чисто физиологического свойства. Она почувствовала, как ее бросило в жар. Моментально взмокло все тело, напряглась грудь. А тут еще и мозг услужливо высвободил из каких-то тайников памяти картину десятилетней давности. Он, молодой красавец с горящими глазами и чуть хрипловатым от возбуждения голосом, спрашивает ее, совсем еще юную и неопытную:
— Тебе не больно, дорогая? Я не хочу, чтобы тебе было больно. О господи! Как ты очаровательна! Какое наслаждение ты мне даришь!
Это был тот самый вечер, который круто изменил всю ее дальнейшую жизнь.
— О чем ты думаешь? — как сквозь туман донесся до нее мужской голос. На мгновение она испугалась, уж не разгадал ли он ее состояние? Во всяком случае, у него-то глаза явно выдавали страсть, или ей показалось? — У нас с тобой, как выяснилось, получаются прекрасные дети. Что мешает нам родить второго, третьего?..
Господи, о чем говорит этот невозможный человек! Ясно, что он не предлагает ей плодить внебрачных детей. Да, Клайв несколько раз затевал разговор о возможности их брака, но всегда у нее было ощущение, что им движет исключительно чувство долга, желание успокоить свою совесть. И каждый раз после очередного отказа на его лице читалось едва ли не облегчение.
— Дело не в том, чтобы родить еще одного ребенка, — возразила Нора, — а в том, что я хочу прожить свою жизнь с человеком, которому я не безразлична.
— Мне ты не безразлична! Понимаешь, мне! Как ты думаешь, что я стараюсь доказать тебе всю последнюю неделю? О чем, наконец, говорят все десять лет после рождения Эвы. Вы — моя семья! Ты и Эва!