Она позвонила, и горничная, ласково ворча, вошла в комнату. Манелита была испанкой, говорила только на своем родном языке и упорно отказывалась учиться какому-нибудь другому. Фернанда всегда говорила с ней по-испански. Манелита прожила у нее больше двадцати лет и едва ли знала около двадцати французских слов.
Жестикулируя, вращая глазами и сверкая белыми зубами, Манелита направилась к Фернанде. Черные волосы испанки были высоко заколоты большим гребнем в форме кинжала; ее полное тело было завернуто в потертый халат из оранжевого бархата, который ей подарила хозяйка.
— Это называется отдых, — ворчала она. — Отличный отдых, нечего сказать! Днем и ночью полный покой. Днем менять несколько раз туалеты синьорите, подавать ей еду, поддерживать порядок в вилле, набитой цветами. Замечательный отдых! Ночью тоже ни минуты покоя: ложишься в час ночи после того, как оденешь синьориту в последний раз, а в четыре — к возвращению синьориты — уже на ногах. Париж в сравнении с этим был раем. Там бедная служанка имела хоть пару свободных часов за день!
Ворча таким образом, она ловкими пальцами быстро раздевала Фернанду. Но та сделала неловкое движение, где-то зацепилась какая-то застежка, — последовал настоящий взрыв испанского и французского гнева.
Фернанда была великолепна: она неистовствовала, выкрикивала всякий вздор, потрясала своими украшенными драгоценностями руками, умоляла, протестовала, а Манелита, совершенно не испугавшись, пылко возражала ей.
— В таком случае, если вы так недовольны, уходите, уходите, уходите сейчас же! — патетически восклицала Фернанда. — О, неблагодарная, оставьте меня — это все, о чем я вас прошу.
Манелита не заставила долго ждать ответа.
— Оставить вас? Получить, наконец, долгожданную свободу, покой? Слава Богу!.. Уйти? Я ухожу с радостью. Прощайте!..
С этими словами она направилась к двери, но на пороге остановилась и посмотрела на свою госпожу… В следующее мгновение они бросились друг к другу в объятия.
— Вы слишком переутомились, вы не бережете себя, — заявила Манелита, усаживаясь около Фернанды и массируя ее.
Старая Мария спускалась вниз, когда Манелита вышла из комнаты Фернанды.
— Кофе?… — спросила Манелита, и ее усталое смуглое лицо просветлело.
— Я сейчас принесу вам чашку, — сказала Мария. — Держу пари, что мадам снова не в духе.
— О, она очень взволнована! — ответила Манелита. — Но как может быть иначе? Представьте себе, Сильвия будет жить у нас в Париже. Взволнована?.. Есть от чего волноваться! Как можно наладить жизнь, если в квартире девушка, и к тому же еще такая красавица!