— Старый Пирсон. Он был у нас садовником. И шофером у отца. Такой славный старик… Я всю жизнь знала его.
— Мне, право, очень жаль… — начал я, не зная, какие слова сказать в утешение, но она прервала меня.
— Глядите!.. Глядите, вон там! — Она показывала на тропинку, ведущую за угол дома. Из-за угла была видна нога в черном чулке и женской туфле.
Мы тщательно осмотрелись и затем перешли на другое место, откуда было лучше видно. Девушка в черном платье лежала в цветочной клумбе, вытянув ноги на тропинку. Ее милое, свежее личико было обезображено яркой красной линией. У Джозеллы перехватило дыхание. На глазах выступили слезы.
— О!.. О, это же Анна! Бедная маленькая Анна, — проговорила она.
Я попытался утешить ее.
— Они ничего не почувствовали — ни он, ни она, — сказал я. — Если жало убивает, оно убивает мгновенно.
Триффидов в засаде здесь, видимо, больше не было. Может быть, обоих убил один и тот же. Держась рядом, мы пересекли тропинку и ступили в дом через боковую дверь. Джозелла позвала. Никто не отозвался. Она позвала снова. Мы стояли и вслушивались в мертвую тишину, царившую в доме. Она повернулась и взглянула на меня. Не было сказано ни слова. Она медленно повела меня по коридору к двери, обитой фланелью. И едва она приоткрыла дверь, как что-то просвистело в воздухе и шлепнулось о створку и притолоку дюймом выше ее головы. Она торопливо захлопнула дверь и поглядела на меня расширившимися глазами.
— Один там, в зале, — сказала она.
Она произнесла это испуганным полушепотом, как будто триффид мог подслушать ее.
Мы вернулись к боковой двери и снова вышли в сад. Ступая по траве, чтобы не шуметь, мы направились вокруг дома и остановились перед входом в холл. Стеклянная дверь была раскрыта настежь, одна из стеклянных панелей расколота. След из ошметок грязи тянулся через ступеньки и по паркету. Там, где след кончался, посередине комнаты стоял триффид. Верхушка его стебля почти касалась потолка, и он тихонько покачивался на месте. Возле его сырого косматого основания лежал пожилой человек в ярком шелковом халате. Я крепко взял Джозеллу за руку. Я боялся, что она может рвануться в холл.
— Это… ваш отец? — спросил я, хотя и так знал, кто это.
— Да, — сказала она и закрыла лицо руками. Она вся дрожала.
Я стоял неподвижно, не спуская глаз с триффида на случай, если он двинется в нашу сторону. Затем я подумал о носовом платке и подал ей свой. Сделать ничего было нельзя. Через некоторое время она взяла себя в руки. Вспомнив про ослепших людей, которых мы видели сегодня, я сказал: