Мой надоедливый друг уже стоял в стойке, одна нога на весу, носом дрожал в предвкушении.
– Это чего?..
А Терешечка, глаз не отрывая, глухо и невпопад:
– Которая бессисяя – я не уважаю...
Дрогнул, брыкнул, гоготнул, землю ковырнул каблуком, да и рванул следом: дым из ноздрей.
– Эй, – кричим, – а мы-то?..
А ему не до нас. Он вон уже где. Их уж и нету.
– Вот, – говорит мой надоедливый друг. – Рекомендую. Это и есть их благодарность. Как грибы, так вместе, а клубничку на одного.
Загудела земля. Задрожали стволы. Просыпалась хвоя. Завалились тонконогие поганки. Побежали на нас двое: он за ней, да она от него. Огромные, корявые, нескладные, золотом пропеченные, радостью упоенные, дыханием запаренные, желанием переполненные, и груди у нее – чтобы бежать прикладнее – закинуты за плечи, крест-накрест.
– Лешуха, – проорал Терешечка на бегу – рот варежкой, рубаху скидывая за ненадобностью. – Лешачиха. Лисуха-присуха. Я с ею шалю!..
– Подумаешь, – сказал мой друг, белея от обиды. – Не больно и хотелось. Которые сисястые – я не уважаю... Эй! – взвизгнул. – У нее подруга есть?
И рванул следом.
Я за ним.
Меж столбов света. Меж стволов леса. В одни окунаемся, на другие натыкаемся: нам не разобрать. Огнь чувств. Пламень желаний. Вихрь побуждений. Мы еще – ого-го!
На отшибе дерево – толщины неохватной. В корневище дупло – пастью разинутой. Заскочили туда – и нету, и сгинули, и с глаз долой, а мы забоялись, затыркались, на пенек сели: чего делать, не знаем.
А оттуда, из дупла, курлыканье-мурлыканье, гульканье-бульканье, зудение-гудение любовное:
– Дроля – матаня – залетка – приятка – любушка – любава... – И напоследок: – Ах, – оттуда, – пригревочек... Тепла, – оттуда, – норушка...
И затихли.
– Пошли, – говорю. – Мы тут лишние. Пробежались, и за то спасибо.
– Пошли, – говорит. – А куда?
Стоял муравейник – конусом хвойным. Шебуршились муравьишки – числом несчитанным. Курился поверху парок – просыхали в тепле.
– Вот, – сказал мой друг. – Наступлю и нету. Им год строить, мне – момент рушить. Но я-то случайный в лесу, а они свои. Я уйду, а они останутся. – Всхлипнул: – Пусть уж лучше другие уйдут, а я останусь... Хоть где!
Тут голос из дупла, мягкий да медовый:
– Ты меня ждала?
– Жда-аа-ала...
Сунулся наружу копной трепаной:
– Слыхали? Жда-ала...
И нет его.
– Ты меня звала?
– Зва-аа-ала...
Сунулся еще:
– Зва-ала...
И назад.
– Дразнится, – сказал мой друг. – Было бы из-за кого. Да я у батюшки да у матушки принцессами требовал.
– Я тоже, – говорю.
Но вышло неубедительно.
А оттуда:
– Ты меня любишь?
– Люу-блю...
– Не врешь?