И ад следовал за ним: Выстрел (Любимов) - страница 27

Пишу и думаю: истина ли это? Или все мои писания – лишь игра с самим собой в поддавки, желание порисоваться и представить себя витязем в тигровой шкуре, нибелунгом, Фридрихом Барбароссой. Смешно, но я, продолжатель традиций Иисуса Навина (о, подвиги распутницы Раав, пригревшей лазутчиков в городе Иерихоне), любовался словом и следил, как оно переливается перламутром в склонениях и спряжениях, как один глагол перекликается с другим, совсем не перекликаемым глаголом, глохнет, уступает, крошится и, совсем захлебнувшись, усыхает в ничто.

Иногда мне кажется, что на самом деле служба в Монастыре была лишь прикрытием (другого не найти слова!) для служения прекрасной Музе, удивительному Слову, которое лежало в основе мира и всегда насмешливо смотрело, как топочет ножками и шевелит ручками непоседливое Дело, считающее себя локомотивом истории, а заодно и ее сутью. Конечно, это бред собачий, приходящий в голову только в каталажке.

Глава четвертая, она – гордость моя, ибо нет ничего прекраснее, чем быть великим и непризнанным

Усни и ты, мой дерзкий дух,

Не знавший под собой узды;

Жар прихотей твоих потух

И сумасбродные мечты.

Клянусь тебе, за эту прыть

Мне дорого пришлось платить…

Джордж Гаскойн

СИНЕЕ – БЕЛОЕ

Белый снег и синее море.

Белое море и синий снег.

Белый берег и синие чайки.

Белые блестки на синем песке.

Белые дюны и синее солнце.

Белоснежно-белые сосны.

И конечно, если смешать

Все краски резко

И затушевать места пустые,

И заштриховать синее – белым,

А белое – синим,

То не дозовешься ни зюйд-веста,

Ни норда.

Обленившийся ветер

Отказывается работать.

Так и стоишь у окна между

Белым и синим, синим и белым…

Только скажи: почему же, зачем же

Смотришь ты в это окно запотевшее?

Словно судьбы ожидаешь решение,

Словно настала пора разрешения

Всех твоих умных и глупых вопросов.

Словно задумал внести оживление

В нагромождение снежных заносов.

Словно рассвет ожидаешь в смешенье,

В новом свеченье красок знакомых,

В новом смятенье спасение словно!

Синее – белое. Снова и снова

Смотришь, от синего снега слабея:

Не шелохнутся, не вздрогнут деревья.

Можно, конечно, пустить белку

по белому снегу,

Усадить женщину на камень, которого нет,

Усадить женщину, которой

нет,

На переломленную ветку кедра.

Чтобы сидела она у моря, ожидая ветра

Из-за синего Эрезунда.

Чтобы мелькало на горизонте

Зарывшееся в волны белое судно.

Можно, конечно, оживить картину,

И на скамейку возле отеля

Посадить мужчину у дюны синей

В свитере под Хемингуэя,

Рассматривающего дольку мандарина…

Но и это было!

Белизна сиреневая, синева серебряная.

Нет ни бега времени,