Саша с жалостью смотрела на отца. И со мной так будет? — спрашивала она себя. Аня вырастет и станет делать, что захочет? И я не пойму, не услышу, зачем она это делает, и буду только сердиться и плакать?
Константин Артемьевич не плакал. Он и не кричал, как, бывало, прежде. Он ходил по комнате из угла в угол, потемневший, крепко сжав губы.
Когда человек кричит и ругается, можно ответить ему криком, даже если он твой отец. Но если человек молчит? Молчит и страдает?
— Папа, — говорит Леша. — Я даю тебе слово. Я потом кончу академию, у меня будет, будет высшее образование. Но я давно уже решил, и в Костомаровском переулке сказали…
Нина Викторовна только плакала. Тетя Маргарита бушевала:
— Ты распустил их, Костя. Они делают у тебя все, что хотят. До чего же это дойдет?
А Леша собирался в путь. Блестя глазами, он бегал по городу, что-то покупал, не забыл сфотографироваться и одарить своим портретом чуть не всех девочек в классе. Он говорил Саше:
— Ты одна меня понимаешь. Меня удивляет, что Поливанов поддерживает родителей, он уж, кажется, мог бы меня понять. Он хороший парень, как ты считаешь? Я считаю, он парень свойский.
Леша уехал. В квартире сразу стало тихо. Прежде телефон звонил как оголтелый: «Можно Лешу? Его спрашивает одна девочка… один мальчик… его товарищ… Машина мама… Тамарин папа…» Прежде в гости ходили ребята девятиклассники. Они приходили втроем, вчетвером и всегда разговаривали так, словно им надо было перекричать целую толпу.
Сейчас стало тихо. Из Лешиных товарищей продолжал ходить только кинооператор Поливанов. К нему все привыкли. Не только Аня. Даже Константин Артемьевич и Нина Викторовна. Что они! Даже соседки. Зачем он ходил к ним в дом? Что нашел у них? Разве что грелся у этого очага — бессемейный.
— У меня всего и семьи что нянька. Она меня и вырастила. Суровая, потачки не давала.
— Погодите, — говорил Константин Артемьевич, — а что же вам мешало обзавестись семьей?
— Трудно обзавестись отцом и матерью, — уклончиво отвечал Дмитрий Александрович. — Они у меня актеры, люди перелетные. Они меня на няньку оставили, когда мне и пяти не было. Потом разошлись. Ну что, обычная история.
— Не такая уж обычная, — задумчиво говорил Константин Артемьевич.
Спрашивая о семье, он, пожалуй, имел в виду не мать и не отца Дмитрия Александровича. Но, не получив прямого ответа, не находил возможным продолжать допрос.
Да, Аня, Нина Викторовна, отец и даже соседки Ольга Сергеевна и тетя Даша привыкли к Дмитрию Александровичу. Не могла к нему привыкнуть одна Саша.
— До чего интересный! — закатывая глаза, говорила Ольга Сергеевна.