Дело было в том, что он утром впервые увидел приёмного сына Александры и Ивана Матвеевича - девятилетнего Костю.
- Как он похож на меня в детстве! – сразу сказал дочери удивлённый старик.
- Сходство есть… - подтвердила приёмная мать.
Костя действительно напоминал мужчин их рода, такой же горбоносый, темноглазый и чернобровый.
- А кто у него родители были? – тихо спросил Шелехов.
- Мать Кости я в тюрьме встретила. – Начала рассказывать Александра, когда мальчик побежал купаться на Дон. – Звали её Елена, ей было 24 года, и она хлебнула лиха только за то, что попала в объектив людей в штатском, в первый же день Новочеркасского бунта.
- Только за это?
- В кадре оказывались демонстранты и случайные прохожие. Лена тогда вышла погулять с годовалым сыном. Чья рука и по какому принципу пометила крестиками лица с тех фотографий, сейчас уже не дознаться. Но именно по этому признаку впоследствии кто-то из "меченых" попал под расстрел, а кто-то на длительные сроки заключения.
- А почему звали?
- Она умерла у меня на руках в «Устимлаге» в Коми АССР. – Глаза женщины увлажнились. – Я ей тогда пообещала, что не оставлю сироту в детдоме…
От волнения Григорий Пантелеевич захотел покурить, но вовремя вспомнил, что бросил лет десять назад. Он тщательно прожевал кусок хлеба с салом и спросил:
- А отец кто?
- Лена рассказывала мне, что её мужа звали Николай. Фамилию ему дали в детдоме – Безродный. Малышом он случайно оказался в Сталинграде… Там его опекала какая-то женщина, но после войны она умерла, и Коля снова оказался в детском доме.
- Печальная история. – Признался Григорий Пантелеевич и посмотрел на небо.
- Единственное что у него осталось от родных – нательный крестик и имя Коля.
… Незаметно подкрался тихий бархатный вечер. Станичники начали расходиться по своим домам, праздник заканчивался. Иоганн дремал, положив голову на стол. Александра с отцом и мужем сидели рядом и тихо беседовали. К ним подошёл уставший за суматошный день Николай и плюхнулся напротив.
- Фу ты! – выдохнул он и вытер рукой вспотевший лоб.
- Устал Коля! – участливо поинтересовалась Саша.
- Для кого-то праздник, а для меня работа.
- Мы скоро поедем…
- Вы же моя семья!.. Может, переночуете?
- Нет, поедем.
Николай изобразил на загорелом лице огорчение, и чтобы перевести разговор на другую тему спросил Сашу:
- Где работаешь?
- После лагеря пробовала устроится в Новочеркасске, - пояснила она и скорбно поджала красиво очерченные губы, - но не получилось… С такими, как я, в городе боятся общаться. Ещё в лагерях мне объяснили, что "особых" могут расстрелять в любой момент. Когда везли с этапа на этап, я всякий раз боялась, что вот сегодня поставят к стенке. Мне до сих пор снятся поезда, станции и тупики. Как были мы «меченые», так и остались.