Мы руками машем: сюда, мол, сюда!
Начальник в галифе подошел, всё оглядел:
– Молодцы, – говорит. – И могила хорошая, и место не хуже. Бугорок – не низинка.
А мы:
– Стараемся, гражданин командир. Как для вас.
Тут дождичек брызнул, глину смочил. У нас и со спирту ноги разъезжаются, а теперь и подавно.
– Мужики, – говорю, – не осрамиться бы.
– Не боись, Володя. Всё путем.
Прихватили мы его, сердешного, на веревки, опускать стали. Полуторка на глине разъехался, чуть следом не загремел: еле его словили.
Начальник ему:
– Марш отсюда! Напился, негодник!
А тот:
– А закапывать кто будет?
– Без тебя закопаем.
Влез начальник на глину, речь пошел толкать:
– Граждане, – говорит, – сослуживцы! Мы провожаем в последний путь прекрасного человека, образцового семьянина, исполнительного работника, с которым мне довелось работать долгие и трудные годы. И везде – на Колыме и на Воркуте, в Потьме и на Дальстрое, – он зарекомендовал себя как честный и принципиальный труженик. Из лагеря в лагерь, из тюрьмы в тюрьму – вот путь этого удивительного человека, мученика на своем посту, страдальца за народные интересы...
Тут опять трубы заиграли, барабан забил. Волокут гроб и прямо к нам.
– Мужики, – говорю, – накрылись половым органом. Хозяева идут. Которые копали.
– А чаво? – говорит Полуторка. – Мы ничаво. Сторожить надо было.
Встали они со своим гробом, глядят – удивляются. Вышел от них мужчина во френче, в галифе с сапогами, в кармане ручек понатыкано, и говорит:
– Вы, граждане, в чужую могилу хороните.
– Как это – в чужую? – говорит наш. – Мы своего начальника в свою могилу кладем.
– А мы,– говорит тот и на глину лезет,– это место давно приглядели. Бугорок – не низинка. Специально для нашего начальника. Граждане сослуживцы, подтвердите!
А сослуживцам – плевать. Сослуживцы друг с другом перемешались. Наши с теми, да те с нашими. Им, сослуживцам, задержка на пользу. Им бы еще чуток и по домам!
А эти двое на глине стоят, пузами уперлись, ровно близнецы: оба в галифе, оба в сапогах. Глаз стеклянный, зуб железный, дух портяношный.
– Вынимайте! – кричит тот. – Это наша могила!
– Да вы знаете, – кричит наш, – кого мы хороним?
– А вы, – тот, – знаете? Да наш кем только не был, где не побывал: и на Воркуте, и на Колыме, и на Дальстрое...
– И наш,– кричит наш,– тоже побывал! В тех же местах...
– Да наш,– орет тот,– семнадцать лет промучился! Из лагеря в лагерь, из барака в барак... От цынги чуть не помер! За киркой загибался!
– А наш, – орет наш, – тоже мучился! Ты их корми, ты их конвоируй, ты их работой обеспечь, ты их потом реабилитируй...