В ожидании начальства надзиратели выстроились двумя шеренгами в западной половине коридора. Правофланговым первой шеренги стоял Донцевич, саженного роста детина, известный в тюрьме зверским обращением с заключенными. По этой причине Черевков никогда не назначал Донцевича дежурить в коридоре, где находились камеры политических, хотя при Покровском и Чемоданове он заметно сбавил свою прыть. Рядом с Донцевичем — широкоплечий, могучий, как старый дуб, Дед — Емельян Акимович. На широкую выпуклую грудь Деда, украшенную тремя Георгиями и медалями, волнами спадала черная, в мелких колечках борода. По сравнению с Дедом стоящий рядом малорослый Фадеев казался подростком.
Наконец появилось начальство: Чемоданов, его помощник Даль и, в сопровождении трех «своих» надзирателей, Высоцкий — небольшого роста, сутулый блондин, с жидкими белесыми усами на багровом лице и маленькими злыми глазками оловянного цвета. Чемоданов заметил, что многие из его бывших подчиненных недовольны приездом Высоцкого. Мрачнее осенней тучи выглядел Дед, хмурились Бекетов, Фадеев, зато лицо Донцевича светилось нескрываемой радостью. Но больше всех радовался Даль — маленького роста старикашка со сморщенным, как печеное яблоко, безбородым лицом. Он был одним из самых свирепых тюремщиков. Как Покровского, так и Чемоданова Даль ненавидел от всей души и теперь, хотя Чемоданов фактически был ещеначальником демонстративно обращался не к нему, а к Высоцкому, при этом с плюгавого личика Даля не сходила подобострастная улыбка. Едва Чемоданов выслушал рапорт, как Даль уже подскочил к Высоцкому и, приложив руку к козырьку фуражки, осведомился:
— Откуда прикажете начать, ваше высокоблагородие?
Окинув ретивого помощника благосклонным взглядом, Высоцкий как-то странно — одними губами — улыбнулся.
— Начнем с третьего этажа, с восьмой камеры, — и кивком головы показал на своих надзирателей. — Возьмите моих людей в помощь и действуйте.
— Слушаюсь, ваше высокоблагородие! — Даль жестом приказал надзирателям следовать за ним и бойко, по-молодому повернувшись «налево кругом», помчался наверх, бряцая шашкой по каменным ступеням лестницы.
«Каков негодяй! — удивился Чемоданов, слушая, как распоряжается Высоцкий. — В тюрьме еще не был, а уже знает нумерацию и расположение камер, подробную получил информацию».
Вскоре сверху, по железному настилу моста и вниз по лестнице прогрохотала, звеня кандалами, первая партия уголовных. В середине коридора уже поставили длинный стол, писарь выложил на него несколько кип статейных списков. Каторжников выстроили двумя рядами вдоль коридора, приемка началась. Писарь по алфавиту выкликал заключенного, тот выходил из строя, подходил к столу, Высоцкий спрашивал, за что судился, пробегал глазами статейный список, вызывал следующего. Чемоданов сидел молча сбоку стола, предоставив Высоцкому свободу действий. Восьмую и седьмую камеры приняли быстро, без задержки. И вот по балкону третьего этажа звенят кандалы политических. Не торопясь сходят они по лестнице, выстраиваются недалеко от стола, постепенно затихает кандальный звон.