Утром новый староста, по примеру своего предшественника, ходил к Чемоданову, чтобы разрешить там кое-какие вопросы, передать письма, просьбы товарищей. Там он и узнал о приезде Высоцкого.
— Приехал, сукин сын, — рассказывал Губельман, вернувшись в камеру. — Ночью приехал и, не спросясь, прямо на квартиру к Чемоданову ввалился — вот какой нахал! Самого его я не видел, а надзирателей, что с ним приехали, посмотрел. Такие разбойничьи морды! Сразу видно, что палачи, тюремщики.
— Так он что же, и надзирателей своих привез?
— Да, да, трех надзирателей, — конечно, таких же негодяев, как и сам. Но вот что более всего удивительно: птичек с собой привез из Питера — клетку с канарейками.
— Птиче-е-ек?
— Из Питера?
— За шесть тысяч верст! Вот это номер!
— Прямо-таки удивительно, — продолжал Губельман. — Денщик Чемоданова, Ефим, рассказывал мне, пока я ожидал приема: «Утром, говорит, только проснулся — и сразу к своим птичкам, кормит из своих рук, чистит, видно, что любит их». Вот какие дела: для людей тиран, а в канарейках души не чает.
По предложению Губельмана, чтобы не подвести Чемоданова и Черевкова, политические — все, которым полагалось быть закованными, — в тот же день надели кандалы.
— Кончились наши вольготности, — с глубоким вздохом проговорил Чугуевский, накрепко завинчивая заклепки кандалов.
— Кончились, — уныло подтвердил Швалов. — Поминать будем Чемоданова часто.
Приемку и сдачу тюрьмы начали на следующий день. В коридоре главного корпуса с утра толпились свободные от дежурств надзиратели. Широкий коридор этот, соединяющий два этажа, проходил через весь главный корпус тюремного здания. Хотя на дворе яркое, солнечное утро, в коридоре сумеречный полумрак, так как узкие зарешеченные окна продольной стены, обращенные к северу, мало пропускают света. В стене напротив двери — камеры второго и третьего этажей. Вдоль этой стены, на уровне второго этажа, приделан балкон с железным настилом, шириной в сажень, обнесенный по краю чугунной решеткой. По середине коридора висячий железный мост, соединяющий балкон третьего этажа с лестничной клеткой. От лестницы начинаются коридоры северного придела, названного почему-то «глаголем».
В восточной части главного коридора устроен алтарь тюремной церкви. Здесь все так же, как и в обычных церквах, только молящиеся во время церковной службы делились на две половины. В восточной, ближе к алтарю, молились тюремные служащие, их семьи и солдаты местного гарнизона; в западной половине — отделенные толстой решеткой заключенные. А на железном мосту — над молящимися — стройно распевал хор певчих, состоящий из заключенных, под руководством церковного дьякона.