Он дает мне время. Он терпелив и благороден.
— Ты очень красиво смотришься в этом освещении. — произносит Джулиан.
— Ты никак ослеп. — Я хочу, чтобы это прозвучало как шутка, но голос мой звучит резко в разреженном воздухе.
Джулиан качает головой, хмурится и отворачивается. Ярко-желтый листок все еще торчит у него в волосах, за ухом. Мне отчаянно хочется протянуть руку и вынуть этот листик, а потом запустить пальцы в волосы Джулиана и засмеяться вместе с ним. «Вот это и есть Дикие земли, — сказала бы я. — Ты когда-нибудь мог себе такое представить?» А он запустил бы пальцы в мои волосы и сказал: «И что бы я без тебя делал?»
Но я не могу заставить себя пошевелиться.
— У тебя лист в волосах.
— Что? — Джулиан вздрагивает, словно я вырвала его из мечтаний.
— Лист. У тебя в волосах.
Джулиан нетерпеливо проводит рукой по голове.
— Лина, я…
От грохота выстрела мы оба подпрыгиваем. С деревьев за спиной у Джулиана взлетают птицы, на миг заслонив собою небо, прежде чем рассыпаться на отдельные силуэты. У кого-то вырывается ругательство.
Из-за деревьев за палатками выходят Дэни и Алекс. Оба с ружьями на плече.
Гордо выпрямляется и интересуется:
— Олень?
Уже почти стемнело. Волосы Алекса кажутся практически черными.
— Крупновато для оленя, — отзывается Дэни. Это крупная, широкоплечая женщина с высоким лбом и миндалевидными глазами. Она напоминает мне Мияко, умершую прошлой зимой, еще до того, как мы отправились на юг. Мы похоронили ее холодным днем, как раз накануне первого снега.
— Медведь? — уточняет Гордо.
— Может быть, — коротко отвечает Дэни. Дэни порезче Мияко. Она позволила Диким землям сточить ее до стальной основы.
— И как, вы попали? — излишне нетерпеливо спрашиваю я, хотя уже знаю ответ. Но мне хочется, чтобы Алекс посмотрел на меня, заговорил со мной.
— Разве что зацепили, — сообщает Дэни. — Трудно сказать. Но в любом случае недостаточно, чтобы остановить.
Алекс ничего не говорит и вообще никак не дает понять, что заметил мое присутствие. Он так и продолжает шагать через поставленные палатки, мимо нас с Джулианом, так близко, что мне чудится, будто я чувствую его запах — прежний запах травы и высушенного солнцем дерева, запах Портленда, от которого мне хочется расплакаться, уткнуться лицом в грудь Алексу и вдыхать, вдыхать этот запах…
А потом он начинает спускаться с насыпи, и тут до нас долетает голос Рэйвен:
— Ужин готов! Идите есть или останетесь в пролете!
— Пойдем, — зовет Джулиан и касается моего локтя. Бережно, терпеливо.
Я разворачиваюсь, и ноги несут меня вниз с насыпи, к костру, ныне ярко пылающему, к парню, что превратился в тень у костра, полускрытую дымом. Вот чем теперь сделался Алекс — тенью, иллюзией.