Пиппа снимает с шеи ключ и отпирает большой холодильник. В нем рядами выстроились банки консервов и пакеты с рисом. Нижние полки загружены бинтами, антибактериальными мазями и бутылочками с ибупрофеном. Попутно Пиппа продолжает рассказывать нам о лагере и о беспорядках в Уотербери, которые привели к его возникновению.
— Началось все на улицах, — объясняет она, насыпая рис в большой помятый котелок. — В основном с молодняка. С неисцеленных. Некоторых из них взбаламутили сочувствующие, ну и мы тоже внедрили туда несколько агентов сопротивления, чтобы раскочегарить народ.
Она двигается очень четко, не тратя впустую ни капли энергии. Какие-то люди возникают из темноты, чтобы помочь ей. Вскоре Пиппа вешает разнообразные котелки на один из костров с краю. Дым — восхитительный, приправленный запахами еды, — плывет в нашу сторону.
И тут же в окружающей нас темноте что-то изменяется. Вокруг собираются люди, возникает стена темных, голодных глаз. Двое из людей Пиппы стоят над котелками с ножами на изготовку.
Меня передергивает. Джулиан меня не обнимает.
Мы едим рис с фасолью из общего котелка, прямо руками. Пиппа непрестанно движется. Она расхаживает, вытянув шею, как будто постоянно ожидает столкновения с каким-то барьером и намеревается пробить его лбом. Говорить она тоже не прекращает.
— Меня прислало сюда сопротивление, — сообщает Пиппа. Это Рэйвен спросила у нее, как она очутилась в Уотербери. — После беспорядков в городе мы решили, что это хороший шанс организовать протест, создать крупномасштабную оппозицию. В лагере сейчас две тысячи человек, плюс-минус. Это солидная живая сила.
— Ну и как оно идет? — интересуется Рэйвен.
Пиппа приседает на корточки у костра и сплевывает.
— А как, по-твоему, оно идет? Я здесь месяц, и за все это время я нашла, пожалуй, с сотню людей, которым не безразлично дело, которые готовы сражаться. Остальные слишком напуганы, слишком устали или сломлены. Или им просто плевать.
— Ну и что же ты собираешься делать? — спрашивает Рэйвен.
Пиппа разводит руками.
— А что я могу делать? Я не заставляла их ввязываться во все это, и я не могу указывать людям, что им делать. Здесь же не Зомбиленд, верно?
Я, должно быть, кривлюсь, потому что Пиппа бросает на меня пристальный взгляд.
— Что такое? — интересуется она.
Я смотрю на Рэйвен, ожидая подсказки, но ее лицо совершенно бесстрастно. Я перевожу взгляд обратно на Пиппу.
— Должен же быть какой-то способ... — отваживаюсь начать я.
— Ты так думаешь? — В голосе Пиппы прорезаются жесткие нотки. — И какой же? Денег у меня нет — подкупить их я не могу. У нас недостаточно сил, чтобы угрожать им. Я не могу убедить их — они не слушают. Добро пожаловать в мир свободы. Мы даем людям право выбора. Они даже могут делать неправильный выбор. Красота, верно? — Пиппа внезапно встает и идет вокруг костра. Когда она снова начинает говорить, голос ее совершенно спокоен. — Я не знаю, что будет. Я жду указаний сверху. Возможно, лучше было бы уйти и оставить этот лагерь гнить. По крайней мере, мы на какое-то время будем в безопасности.