На церемонии Фред выступает вперед с парой несоразмерно больших ножниц в руках, улыбаясь журналистам и фотографам, сгрудившимся у стены. Утро солнечное — день обещаний и возможностей. Фред театральным жестом протягивает ножницы к широкой красной ленте, натянутой на бетоне. В последнее мгновение он останавливается, поворачивается и жестом подзывает меня.
— Я хочу, чтобы моя будущая жена возвестила этот знаменательный день! — провозглашает Фред. Я под одобрительный рев выхожу вперед, краснея и делая вид, что для меня это неожиданность.
Конечно же, все это отрепетировано. Фред играет свою роль. А я очень старательно играю свою.
Ножницы, изготовленные специально для этого представления, тупые, и мне приходится потрудиться, чтобы раскромсать ими ленту. Через несколько секунд у меня начинают потеть ладони. Я чувствую нетерпение Фреда, прячущееся за улыбкой, тяжелеющие взгляды его свиты и членов комитета. Все они смотрят на меня с маленького отгороженного участка рядом с кучкой журналистов.
Щелк! Ну наконец-то мне удается одолеть эту ленту! Лента, трепеща, падает на землю, и все ликуют на фоне высокой, гладкой бетонной стены. Колючая проволока наверху блестит под солнцем, словно металлические зубы.
Затем мы переходим в цокольный этаж местной церкви для небольшого приема. Приглашенные разбирают шоколадные пирожные с орехами и нарезанный сыр на бумажные салфетки и устраиваются на складных стульях, пристраивая на коленях пластиковые стаканчики с содовой.
Это все — неформальная обстановка, ощущение близости, цокольный этаж церкви с ее чистыми белыми стенами и слабым запахом скипидара — все было тщательно спланировано.
Фред принимает поздравления и отвечает на вопросы о политике и планируемых переменах. Моя мать сияет — я никогда не видела ее такой счастливой, — и когда она замечает мой взгляд, то подмигивает мне. Мне приходит в голову, что именно этого она желала для меня — для всех нас — всю мою жизнь.
Я перемещаюсь сквозь толпу, улыбаясь и поддерживая вежливую беседу, когда требуется. За смехом и болтовней меня преследует шипение, имя, что сопровождает меня повсюду.
«Красивее, чем Касси...»
«Не такая стройная, как Касси...»
«Касси, Касси, Касси...»
По дороге домой Фред пребывает в прекрасном настроении. Он ослабляет узел галстука и расстегивает воротник рубашки, закатывает рукава до локтя и открывает окна, так что ветер врывается в машину и сдувает волосы ему на лицо.
Фред уже становится больше похож на отца. Лицо у него красное — в церкви было жарко, — и на секунду я невольно представляю, как оно все будет, когда мы поженимся, и как скоро он пожелает обзавестись детьми. Я закрываю глаза, и представляю себе залив, и позволяю его волнам рассеять картинку: Фред, лежащий поверх меня.