Я часто приходила к д-ру Стэнтону покопаться в литературе и взять несколько книг для чтения, но в этот день разглядывала стены. Если бы там висела родословная Рауди, я бы ее и раньше заметила, подумала я, но все равно проверила. Однако, как я и помнила, там была только пара гравюр с изображениями охотничьих собак, так что я прошла к столу, где, по мнению Милли, должны были лежать бумаги Рауди. Там, рядом с телефоном, перекидным календарем и письменным прибором, стояла фотография Рауди на заснеженной лужайке — и все. Хотя Милли дала мне ключ от тумбы стола — справа внизу, — дверца была не заперта и папка из манильской бумаги, помеченная именем Рауди, содержала полную запись медицинских осмотров и прививок Рауди — рукой д-ра Стэнтона — плюс несколько фотографий, сертификат о прививке против бешенства примерно годичной давности, кембриджская лицензия на собаку и полис агентства страхования здоровья животных.
— С прививками у тебя порядок, парнище, и собачьего кашля у тебя нет, — сказала я. — Но бумаг твоих здесь нету.
Перед уходом я расписалась в том, что беру на дом книгу Ридла и Силы «Полный справочник по аляскинским лайкам» и племенную книгу маламутов, где есть более чем полная информация о любом маламуте, когда-либо зарегистрированном АКС: пол, дата рождения, регистрационный номер, масть, имена производителей, заводчик, владелец и т. д.
Я понимала, что Роджер Сингер должен бы знать, где бумаги, однако Роджеру мне звонить не хотелось, частично потому, что у меня до сих пор сохранились смутные подозрения, будто он попытается забрать Рауди, но больше оттого, что он три-четыре раза приглашал меня туда-сюда, а я всегда отказывалась. Простите за грубую аналогию, одна из самых распространенных проблем с поведением кобелей — их привычка зримо направлять сексуальное влечение на мебель, человеческие ноги и так далее. Пояснять ли эту мысль? Роджер всегда напоминал мне этих псов — сама не знаю почему, хотя большинство наших он поражал скорей своей бесполостью. Как бы то ни было, даже если он знал про Стива, я не хотела делать ничего, что могло быть истолковано как призыв. Я все же ему позвонила, выразила соболезнования и спросила о документах. Голос его звучал вежливо, но беспомощно.
— Вы разве не знали? У Рауди нет документов. Он отказной пес.
Я не поверила. Отказной? Возможно. Но без документов? Я знала, конечно, что Рауди уже не был щенком, когда его взял д-р Стэнтон. Это случилось больше года назад, и Рауди выглядел тогда месяцев на десять. Я слышала также, как д-р Стэнтон говорил; что Рауди приемыш, и всегда полагала, что его надо вернуть заводчику. В отличие от зоомагазина, добросовестный заводчик возьмет обратно пса, у которого проблемы со здоровьем, темпераментом, нравом — с чем угодно. Заводчикам приходится брать и выросших собак. Супружеская пара покупает собаку. Они из-за нее спорят и вздорят и решают ее усыпить, если заводчик ее не заберет. Рауди отдали явно не из-за проблем со здоровьем, так что, согласно моей догадке, он просто был слишком буен для своего первого владельца и отношения у них не заладились. Я не особенно верила, что он отказной. Во-первых, над многими отказными псами хозяева попросту издевались, а он не выглядел псом, над которым издевались. Во-вторых, отказываются обычно от собак, купленных в магазине, а он казался мне — и Баку, конечно, — дорогой призовой выставочной собакой, фактически псом из такого питомника, в котором и мог его купить человек вроде д-ра Стэнтона. Наконец, хоть я и знала, что д-р Стэнтон прекратил выступления, мне и в голову не приходило, что он мог взять собаку без документов, собаку, которую никогда не смог бы показать как породистую или использовать как производителя.