.
В придании же организации «правых» «террористического» характера решающую помощь следствию оказал Астров, который в 1989 году сообщил некоторые подробности своего поведения на следствии. В феврале 1933 года он вместе с другими «бухаринцами» был арестован по обвинению в принадлежности к рютинской группе (хотя с её документами он, по его словам, знаком не был), а затем вместе с другими «бухаринскими учениками» был «переведён» следователями ГПУ в «антипартийную группу правых». В ходе следствия по делу этой группы Астров сообщил, что в начале 30-х годов был свидетелем разговоров в среде «правых» о необходимости «дворцового переворота» и даже выкриков «Дайте мне револьвер, я застрелю Сталина». «Эти эксцессы я всерьез не брал,— писал Астров,— однако сообщил о них уже в 1933 г.» [728]
Есть основания считать, что в среде «правых» действительно имели место «террористические намерения» в отношении Сталина. А. Авторханов вспоминал, как один из наиболее радикально настроенных «правых», слушатель ИКП, в беседе, происходившей ещё в 1929 году, говорил ему: «Государственный переворот не есть контрреволюция, это только чистка партии одним ударом от собственной подлости. Для этого не нужен и столичный гарнизон Бонапарта. Вполне достаточно одного кинжала советского Брута и двух слов о покойнике перед возмущённой толпой фанатиков: „Не потому я Цезаря убил, что любил его меньше, но потому, что я любил Рим больше…“ Ни одна страна не богата такими Брутами, как наша. Только надо их разбудить» [729].
В 1932—33 годах лозунг Троцкого «Убрать Сталина» находил всё большую поддержку среди новых оппозиционных групп. Как мы могли убедиться, его дословно повторяли члены группировок Рютина и А. П. Смирнова. Всё большая часть оппозиционно настроенных членов партии сознавала, что выход из тяжелейшего кризиса партии и страны один: отстранить от руководства человека, губительные последствия единовластного правления которого обнаруживались всё более остро. Однако было столь же очевидно, что свергнуть Сталина и его клику путём партийной реформы уже невозможно. Это не могло не рождать в сознании отдельных оппозиционеров «террористических намерений». Понимая это, Сталин осуществил встречный провокационный ход, страхующий его от террористических актов,— превентивное обвинение в террористических намерениях всех, считавших необходимым его устранение от власти.
Добиться подтверждения «террористических намерений» от привлечённых по делу «антипартийной контрреволюционной группы правых» в ходе следствия не удалось. Более половины привлечённых по данному делу не признали себя виновными в принадлежности к этой группе. Тем не менее 34 из 38 арестованных были приговорены коллегией ОГПУ к тюремному заключению на срок от 2 до 8 лет, либо к ссылке сроком на 1—3 года. Лишь четверо, включая Угланова, были освобождены из-под стражи с прекращением дела. В мае 1933 года Угланов был назначен управляющим рыбного треста в Тобольске, где в 1934 году был восстановлен в партии.