Отчитав, а точнее сказать, отхлестав Марту по щекам, Юленька ушла, даже не попрощавшись.
Марта от изумления несколько секунд не могла сдвинуться с места. У маленькой Юлечки вдруг прорезались даже не зубки, а клыки, коими она больно цапнула свою придурковатую благодетельницу. Так бывает. В один прекрасный день ты вдруг обнаруживаешь, что совсем состарилась и тебя пора выбрасывать на свалку. Это горькое открытие, и надо как-то выдержать этот удар. У Марты даже голова закружилась.
Почуяв неладное, Стас выскочил из машины, приблизился к ней, поддержал за локоть.
— Что-нибудь случилось? — не понял он.
Нет. Что-то голова закружилась. В ресторане так было накурено, да и вы все смолили. Усталость опять же. Давай немного подышим воздухом. Вечер хороший...
Она посмотрела на часы. Десять минут девятого. Время еще у нее есть. Стас трезвый, доберется сам.
— Да, вечер хороший.
Падал тихий снег, было пять градусов мороза, сухо, нe слякотно и не холодно. Снег блестел, переливался в огнях фонарей и рекламы. Почти рождественская погода. Марте вспомнился далекий маленький городок, где она выросла, колядки, катание вечером на санках, доносящееся из домов пение. Темно-синий бархат неба с яркими звездочками. Из такого бархата был сшит костюм их школьного Деда Мороза. Сейчас почему-то, подражая американцам, стали шить из ярко-красного сукна, но тот темно-синий бархат дедморозовского тулупчика, схожий с зимним ночным небом, нравился ей больше. Марте вдруг так захотелось вернуться назад, в детство, что она готова была расплакаться из-за того, что это недостижимо. Так когда-то она стремилась вырваться из родительского дома, потом из скуки и однообразия семейной жизни, из тиранического плена второго мужа. Теперь стали давить оковы ее рискового бизнеса.
Она могла стать, к примеру, хорошим педагогом — так ей казалось. Или ученым. Археологом, архивистом, изучающим отдаленные эпохи. Лишь бы не смотреться в зеркало нынешнего времени, в зеркало рэкета, угроз, наездов, всеобщего вранья и поголовного воровства, когда государство обкрадывает своих граждан, а граждане, что могут; тащат у государства. Газеты и телевидение выворачивают кишки политиков наизнанку, заставляя всех дышать этим смрадом. Вот и Юлечка вывернула свои кишочки, от запаха которых
Марта чуть не задохнулась. И что она может ответить Юле? Выгнать ее завтра с работы? Стас спросит за что? За то, что Юля объявила, что она не девственница.
За это не увольняют. Какого рожна Марта полезла оберегать ее целомудрие? Кто ей Юля? Никто. Внучатая племянница второго мужа, с которым Марта в разводе, а значит, никаких родственных отношений между ними нет. Девочка — совершеннолетняя, имеет право принимать самостоятельные решения. Эта засранка хорошо знает, что Марта не утрется и не пойдет дальше с плевком по жизни, а значит она сама подыскала уже себе другую работу и завтра выложит на стол заявление. Конечно, хорошо было бы турнуть ее по статье, скажем, за профнепригодность, вернуть мерзавке ее пощечину, но ничего не получится: нет фактов. Нет докладных о ее ошибках нет выговоров, а их как минимум необходимо иметь три, и последний — непременно строгач. Марта работала в профкоме и знает, как это трудно —уволить по статье. К тому же эта сучка станет судиться, Валерьян начнет трезвонить, хлопотать за нее, да и на такое оголтелое вранье — состряпать за одну ночь докладные и выговора — Марта не пойдет. Ладно, уела дрянь старую тетку, тут уж ничего не скажешь, нахлестала ей по щекам, и поделом! Не работай собесом на всю улицу, не обогревай Северный полюс!