Как всегда в таких масштабных событиях, в которые были вовлечены сотни людей, нельзя было осчастливить своей благодарностью всех участников, кто-то из гвардейцев считал себя обделенным монаршими милостями, а кому-то кружила буйную голову мысль о легкости переворота и соблазнительной близости и доступности верховной власти. Иным авантюристам и храбрецам-гвардейцам за дружеской попойкой казалось, что надо сделать не так уж много усилий для того, чтобы поймать за хвост «птицу счастья». К их числу относились измайловские офицеры братья Гурьевы и их приятель Хрущов. Страшно завидуя братьям Орловым, которые стали вельможами, в то время как они сами по-прежнему были не у дел и без гроша в кармане, эти горячие гвардейские головы в октябре 1762 года ведут застольные разговоры о возвращении на престол экс-императора Ивана Антоновича, сидящего в Шлиссельбургской крепости. Правда, кроме пьяной болтовни, дело у них пока не идет вперед, но и этого было достаточно для вынесения им сурового приговора к смерти, замененного затем шельмованием и ссылкой в Сибирь.
Не прошло и двух лет, как снова возникла опасность государственного переворота. Теперь освободить и возвести на престол Иоанна Антоновича попытался весной 1764 года поручик Василий Мирович. Но его попытка не удалась: в соответствии с давнишней, утвержденной еще Елизаветой Петровной и подтвержденной затем Екатериной II инструкцией, офицеры стражи Власьев и Чекин закололи шпагами несчастного узника, просидевшего в заключении в общей сложности около 23 лет. Хотя смертная казнь и была отменена еще при Елизавете Петровне в 1754 году и публичных казней в столице давно уже не было, в этом случае Екатерина II была непреклонна, и Мирович был казнен отсечением головы «за умысел против особ императорского дома».
Заговоры в гвардии продолжались до начала 1770-х годов, по делам «о скопе и заговоре» были, в частности, привлечены гвардейцы Опочинин-Батюшков и Оловенников-Селихов: первый пытался выдавать себя за сына Елизаветы Петровны и английского короля, а второй затеял спор из-за короны со своими подельниками, причем один из них говорил ему: «Когда тебе можно царем быть, так и я буду». Серьезной опасности эти «застольные заговоры» не представляли, но Екатерина II расправлялась с их участниками со всей присущей ей в таких случаях жестокостью, стремясь запугать других потенциальных охотников за ее короной.
В знаменитой оде «Фелица» Г. Р. Державин за послабления в преследовании подданных за мелкие преступления, связанные с оскорблением изображения государя, царского титула и указа, спел императрице Екатерине II осанну: