Надо отдать должное профессиональной интуиции и ловкости М. К Грибовского, его несомненным аналитическим способностям и наличию у него определенного интеллектуального багажа. Судя по всему, это был идейный защитник самодержавия, что можно обнаружить в упомянутой записке. — «Русские столько привыкли к образу настоящего правления, при котором живут спокойно и счастливо и который соответствует местному положению, обстоятельствам и духу народа, что мыслить о переменах не допустят».
Тем более интересно, что после назначения в 1823 году симбирским вице-губернатором Грибовский не погнушался низкой «подкрышной» должностью библиотекаря. Он пробыл на ней до января 1826 года, а затем был вызван в Петербург и «употреблен по особым поручениям», с которыми, надо полагать, успешно справился, так как в марте 1826 года произведен в статские советники и по рекомендации А. X. Бенкендорфа в сентябре 1827 года был назначен харьковским губернатором. Впрочем, уже в октябре 1828 года Грибовский на этом посту проштрафился и был привлечен по высочайшему повелению к суду «по разным предметам». Дело рассматривалось в Сенате, который в январе 1831 года определил собрать о нем дополнительные сведения. Судя по тому, что в 1833 году он числился при герольдии, наказания по суду ему удалось все-таки избежать.
Хотя записку Грибовского император оставил без каких-либо последствий, она, несомненно, сыграла свою роль при принятии им через год, 1 августа 1822 года, рескрипта на имя министра внутренних дел князя В. П. Кочубея: «Все тайные общества, под каким бы наименованием они ни существовали, как-то: масонских лож или других, закрыть и учреждения их впредь не дозволять, а всех членов сих обществ обязать подписками, что они впредь ни под каким видом ни масонских, ни других тайных обществ ни внутри Империи, ни вне ее составлять не будут».
После возвращения императора из-за границы 24 мая 1821 года генерал И. В. Васильчиков вновь доложил ему записку «О тайных обществах в России», составленную все на тех же материалах М. К. Грибовского. В первый раз при докладе А. X. Бенкендорфа она осталась «без пометки». Во второй раз реакция Александра I была более определенной: «По рассказам Иллариона Васильевича, записанным… со слов его сына… Государь долго оставался задумчив и безмолвен. Потом он сказал, разумеется, по-французски: „Дорогой Васильчиков… Ты знаешь, что я разделял и поощрял все эти мечты, эти заблуждения… Не мне свирепствовать, ибо я сам заронил эти семена“».
Каких-либо документальных данных о том, какой все-таки информацией о тайных обществах располагал император в период 1822–1824 годов, не сохранилось. Вместе с тем уже после смерти Александра I в его бумагах была обнаружена следующая запись, сделанная для себя в 1824 году: «Есть слухи, что пагубный дух вольномыслия или либерализма разлит или, по крайней мере, разливается между войсками; что в обеих армиях, равно как и в отдельных корпусах, есть по разным местам тайные общества или клубы, которые имеют при том миссионеров для распространения своей партии… из генералов, полковников, полковых командиров, сверх сего большая сеть разных штаб- и обер-офицеров».