— Все, Савицкая, я тебя поняла. — Эмма Яковлевна резко встала из-за стола, отошла к окну. — Можешь быть свободна, ты никуда не едешь.
Она мучилась полдня, а потом решилась. Если все считают, что от нее что-то зависит, так и быть.
Палата была одноместной. Синие стены, коричневый пол, забранное решеткой окошко, пылинки в солнечных лучах и удушливый запах гниющей плоти.
Васильева сидела на больничной койке, натянув на голову одеяло. Холмик старой ветоши, а не первая красавица.
— Привет. — Селена остановилась у окна, не решаясь подойти ближе.
— Ты пришла! — послышался из-под одеяла придушенный, совершенно незнакомый голос. — Спасибо!
— Ну, пришла…
— Помоги мне! — Холм из одеяла зашевелился, в недрах его, кажется, мелькнуло что-то белое, наверное, лицо. — Я знаю, ты можешь! Только ты и можешь.
— Я?! Как я тебе помогу? — Подоконник больно впился в поясницу, но отклеиться от него, отойти на пару шагов не было сил. Пара шагов от подоконника означала пару шагов к этому… существу.
— Помнишь, в походе ты говорила про мою кожу? Ты говорила, что она гладкая и бархатистая.
— Ну говорила. И что? Я пошутила…
— Пошутила? Ты пошутила?! Посмотри на меня!
Одеяло упало на пол, и Селена зажала рот рукой, чтобы не закричать. Лицо Яны Васильевой, первой красавицы класса, превратилось в страшную, сочащуюся гноем маску.
— Видишь, на кого я похожа?! Гладкая и бархатистая! — Она рассмеялась истеричным, полусумасшедшим смехом. — Гладкая и бархатистая, да?!
— Ты думаешь, это из-за меня? — шепотом спросила Селена.
Васильева перестала смеяться, медленно, по-старушечьи, сползла с кровати, тихо всхлипнула.
— Да, это ты. Ты меня прокляла.
— Я тебя не проклинала! Глупости какие!
— Ты сказала «чистая и бархатистая».
— Ну и что? Я просто хотела тебя напугать. Я не думала…
— Что это сработает и я превращусь в уродину?! — Яна вдруг рухнула на колени, схватила Селену за подол юбки, зашептала жалобно и требовательно одновременно: — Помоги мне… ну пожалуйста!
— Как?!
— Я не знаю. Это ты должна знать как! Это же твое… колдовство. Помоги мне, помоги мне, помоги… — Яна теребила подол ее юбки и тихо поскуливала.
Колдовство, проклятье… Бред какой-то! Не желала она этой дуре ничего такого. Ну, может быть, парочку прыщей… Это не колдовство. Это какая-то неизвестная науке болезнь. При чем тут она?
Яна перестала скулить, скрючилась на полу у ее ног. Надо что-то делать, нельзя же так… Селена: присела на корточки, погладила Васильеву по спутанным волосам, сказала:
— Я тебя прощаю и забираю свое проклятье обратно.
— Эти язвы… они пройдут? — Яна подняла голову, с надеждой заглянула ей в глаза.