Hасколько мне известно, расстрелы в боевой обстановке по приказанию, так называемые «внесудебные расправы» возникли только в 1941 году, но я не изучал досконально события на Халхин-Голе и потому не считаю себя компетентным высказываться по этому вопросу. Я не склонен идеализировать Жукова, однако ни маразматиком, ни постинсультником он в войну не был. Автор упустил, что в этом же романе в 1941 году Кобрисов как командующий армией являлся непосредственным подчиненным командующего фронтом Жукова, они не могли не общаться, и то, что этот вопрос впервые возникает у маршала только при случайной встрече в 1943 году, свидетельствует, что имели место перебои мышления или выпадение памяти то ли у Жукова во время боев под Москвой, то ли у Г. Владимова при написании романа.
Подобных ляпов и несуразностей в произведении не мало — я отметил более сорока — и об этом необходимо сказать потому, что в десятке рецензий о них не упомянуто и словом, наоборот, писалось о «толстовском реализме» Г. Владимова, о «толстовской точности изображения», и сам писатель в своих интервью настоятельно декларирует свою приверженность к реализму и точности и тихо, скромно, по-семейному подверстывает себя к Толстому, хотя Лев Hиколаевич по поводу ляпов, несуразностей и даже неточностей говорил (цитирую по памяти): «Когда я нахожу такую штуку у писателя, я закрываю книгу и больше ее не читаю».
Hикто из критиков не заметил, что в романе, названном «Генерал и его армия», фактически нет армии, объектом изображения писателя оказалась не армия, которой командует Кобрисов, а обслуга генерала — его ординарец Шестериков (очевидно, от глагола «шестерить»), определенный одним из писателей «гибридом Савельича из „Капитанской дочки“ и Шухова из „Одного дня Ивана Денисовича“», водитель Сиротин и адъютант майор Донской. Эти люди на десятках журнальных страниц шантажируются, провоцируются и терроризируются всемогущим смершевцем майором Светлооковым; в его энергичную всепроникающую деятельность по контролю за руководством боевыми действиями участвующей в стратегической операции армии и за самим командующим вовлечены также «будущая Мата Хари», штабная давалка, телефонистка Зоечка и «старшая машинистка трибунала» Калмыкова.
За генералом Кобрисовым действительно требуется глаз да глаз. О его «дури» говорит и он сам, и окружающие, включая собственного ординарца; маршал при встрече с ним отмахивается, «как машут на дурачка». Его поведение и поступки то и дело озадачивают, и невозможно понять, как этот персонаж — героем его никак не назовешь — уже два года командует на войне десятками тысяч человек.