Сенькин тяжело вздохнул.
— Все дело в том, что я не задумывался тогда об этом. А сейчас, когда произошла цепь провалов нелегалов, которых знал только Поляков, я стал анализировать и пришел к выводу, что это мог сделать он.
— Одумайтесь, что вы говорите, Анатолий Борисович?! Поляков — восходящая звезда военной, разведки, мы ставим его в пример другим, а вы тут наводите тень на ясный день. Не морочьте мне голову, полковник Сенькин! Он не способен на предательство! Вы же знаете, что он — участник Великой Отечественной войны, имеет высокие правительственные награды. Нет, это невероятно! — возмутился генерал-кадровик. — Дмитрий Федорович занимался у нас самой секретной работой — подготовкой разведчиков-нелегалов, а вы вдруг… подозреваете его. Ну как так можно? И на каком основании?
Понимая, что начальник управления кадров не приемлет его версию, Анатолий Борисович, махнув рукой, бросил:
— Я, честно говоря, знал, что если сообщу вам о своих подозрениях, то вы будете возражать. Что ж, моя совесть чиста, я исполнил свой долг, высказал вам свою версию. А принимать или не принимать ее — это дело ваше.
Генерал, выслушав Сенькина, жестким, не терпящим возражений голосом заключил:
— Ваша главная ошибка, Анатолий Борисович в том, что вы бросаете тень необоснованных подозрений на старшего офицера разведки, который в ближайшем времени может стать резидентом.
— Я понимаю, — смирился Сенькин.
— Тогда зачем же держать палец на спусковом крючке? — зловещим тоном спросил генерал.
— Для того, чтобы не пострадали другие наши разведчики и их агенты в той стране, куда будет командирован будущий резидент Поляков.
Этот ответ вконец рассердил Изотова, он поморщился как от зубной боли и, выдавив злую улыбку, спросил:
— А почему вы сказали, что я буду возражать против вашей версии в отношении полковника Полякова? С чего вы это взяли?
В тоне, которым генерал произнес это, Сенькин ощутил угрозу и потому с тревогой ответил:
— Да потому что, идя к вам, я понимал, что никто из наших руководителей не ждет и не хочет, чтобы появилось грязное пятно на коллективе. Уверен, что и вы не хотите этого. Вот и все мое объяснение.
Изотову хотелось продолжить расспросы Сенькина, но он вспомнил, что ему пора выезжать в Генштаб, и потому предостерегающе заговорил:
— Поймите меня правильно, Анатолий Борисович, я не рекомендую вам распространяться о своих ничем не подкрепленных подозрениях. Огласка же их ничего, кроме вреда, не принесет. И вам, и Полякову.
— А я и не распространялся. Сообщил вот только вам, чтобы вы знали о моих личных подозрениях.