Еще несколько минут животное дергается, пытается вырваться и отчаянно борется за жизнь. Через ладонь Кезумы до нас доносится исполненный ужаса крик. Трое масаев при этом не перестают болтать и чему-то смеяться.
Мне кажется, козы живут здесь вполне счастливо. У них толстые бока, блестящая шерсть, они гуляют на свободе и нисколько не боятся людей. Но это не значит, что смерть они встречают спокойно и безропотно. Они не хотят умирать и до последней секунды отчаянно цепляются за жизнь. Я не знаю, почему эти мужчины смеются. Возможно, дело в том, что как бы вы ни привыкли к этому зрелищу, как бы часто ни убивали животных собственными руками, но если вы приличный человек, то все равно будете испытывать психологический дискомфорт и стыд при виде столь трагической борьбы и страданий. Я даже не ожидала, что это зрелище так сильно подействует на меня.
— А почему нельзя… ну, я не знаю… просто ударить ее по голове камнем или перерезать горло?
— Сердце должно остановиться до того, как мы ее вскроем. Иначе кровь выльется на землю, а кровь — это самое важное.
Наконец коза перестает дергаться и вырываться, и смешки тут же смолкают: мужчины становятся серьезными и внимательными. Все они садятся вокруг животного на корточки, время от времени трогают его, осторожно, даже нежно трясут за плечо, будто хотят разбудить. Вероятно, они делают какие-то выводы по тому, как двигается под рукой плоть. Решив, что для козы все кончено, они о чем-то вполголоса переговариваются, и Кезума убирает руку с морды. Тело козы совсем обмякло; кажется, в нем не осталось ни одной кости. Мужчины подхватывают козу, переносят ее на подстилку из свежих веток, кладут на спину, ногами кверху, и достают свои большие ножи.
Но сначала один из молодых людей несколько раз с силой ударяет козу в живот, заканчивая каждый удар коротким массажем костяшками пальцев. Видимо, догадавшись, что это избиение уже мертвого животного кажется мне, мягко говоря, странным, Кезума объясняет:
— Это для того, чтобы вся кровь собралась в животе.
С научной точки зрения такой метод представляется мне сомнительным, но, в конце концов, эти ребята зарезали больше коз, чем я видела в своей жизни. Им лучше знать. Потом трое мужчин достают ножи и начинают свежевать животное.
Я ни разу в жизни не видела, как целиком сдирают шкуру с крупного млекопитающего, зато мне приходилось самой извлекать кости из индюшек и уток, и, должна сказать, эти процедуры чем-то похожи. Кезума делает длинный продольный надрез от верхней точки грудины до гениталий козы. Потом с обеих сторон надреза, действуя ножами и руками, мужчины начинают отделять кожу от жира и мускулов. Крови при этом почти не льется — лишь изредка несколько капель вытекает из проколотой вены. Скоро шкура полностью снята с боков, и теперь приходит очередь ног. С внутренней стороны каждой ноги Кезума делает продольный разрез до копыта, а само копыто отрезает точно также, как Джош отрезал копыта свиней. В шесть рук масаи сдирают шкуру дальше, и вот уже она крепится к телу только по линии позвоночника и у основания шеи. Но голова животного все еще остается нетронутой, и вся туша напоминает какую-то жуткую иллюстрацию к немецкому изданию «Красной Шапочки»: маленькое искореженное тельце раскинулось на нежном розовом покрывале, которое раньше служило ему кожей.