Дафна уставилась в пол, пряча улыбку. Как истинная ученица Эльзы Флоры Цахес, она всегда считала, что Корнелий держит свою слишком напряженно. Точно это была не флейта, а труба гранатомета: зажатые руки, зажатые пальцы, зажатое дыхание. А раз так, стоит ли удивляться, когда вместо того, чтобы приманить птицу, его маголодии заставляют кукарекать набитую пухом подушку?
– Это здесь игре на флейте надо обучаться. А там особое иллюзорное пространство. В нем только умираешь по-настоящему, а остальное очень гибко и зависит от воображения, – Эссиорх сказал это наугад, но почти убежденный, что не ошибся.
Меф с тревогой смотрел на свой палец. Он ощущал тугие укусы боли, однако они были странными – точно кто-то засадил в рану рыболовный крючок и за леску тянул в определенном направлении. Мефодий мог бы указать его, хотя леска была невидимой.
– Я не буду этого брать! – упрямо сказала Варвара, глядя на торчащий в яблоке нож.
– Придется, – Шилов стоял у окна, разглядывая в темном стекле свое отражение.
– Сказала нет, значит нет!
– А я говорю – придется! – повторил Виктор. На его широком лице шевелились огни расположенного через пустырь многоэтажного дома.
– Почему?
Он показал на скулу. Узкая царапина расползлась, точно кто-то потянул невидимую молнию.
– Мне плевать на боль, но я знаю, что такое магия, которую нельзя остановить. Нас раскромсает в клочья. Придется идти! – сказал он.
– Идти, да? А куда? – всполошился Евгеша.
– Я думаю, каждый знает куда, – буркнул Мефодий.
Мысленно проследив направление боли и наложив ее на карту Москвы, он определил, что леска ведет их точно на север, к «Тимирязевской». Значит, вновь тот самый подвал, где остался его катар.
– А вдруг Прасковья телепортировала? – нервно спросил Мошкин.
– С артефактным оружием, которое видит впервые в жизни? Сомневаюсь, – отозвался Буслаев.
Увидев бледное, чем-то глубинно огорченное лицо Дафны, он понял, в чем дело. Они на полном серьезе обсуждают: успеют или нет. Значит, договоренность, что никто никого не тронет, больше не имеет смысла. Сейчас все опасаются, что Прасковья опередит их, а потом испугаются, что кто-то убьет кого-то первым. И понеслось.
Что ж… значит, путь, который им предстоит пройти, уже проложен… ей тоже нужно сделать выбор.
Дафна присела. Долго смотрела на свирель, не касаясь ее руками. Семь тростниковых трубочек, скрепленные в ряд, казались хрупкими. Когда-то девушка играла на свирели, правда, недолго. Всего лишь краткий трехвековой факультативный курс, из которого лет шестьдесят точно прогуляла. Наконец она подняла свирель и поднесла ее к губам. Звук был тонкий, плачущий, едва различимый.