Но Дафна слушала не звук: как что звучит или может звучать, она знала и без того. Она слушала себя, свое растворение в звуке. Это и было знакомством с музыкальным инструментом. Поначалу Дафна не ощущала совсем ничего, а затем вдруг вспомнилось, что Шилов убил муху.
Маленькая муха металась в пустоте холодного города, пытаясь найти хоть частицу тепла, лета, надежды. Наконец отыскала этот зал и через какую-то щель пробралась внутрь. Возможно, долго искала проход, бестолково ползая по пыльному стеклу и зная в глубине сердца: «Туда! Сюда! Здесь мне помогут!» Оказавшись внутри, она увидела Шилова и полюбила его – такого мудрого и сильного. Полетела, чтобы приникнуть к нему изголодавшимися лапками, поцеловать его хоботком, и… жестокий удар гибкого меча поставил последнюю точку в ее биографии.
Садист, зверь, равнодушное существо! Этого нельзя простить!
Дафна рванулась к Виктору. Меф поймал ее под локоть.
– Что-то не так? – спросил он.
Та вздрогнула, провела по лицу пальцами. Наваждение исчезло, но не полностью, какие-то паутинки остались. Шилов все равно продолжал казаться ей зверем и негодяем.
– Все нормально! – сказала она.
Шилов ухмыльнулся. Он прекрасно видел, к кому бежала Дафна. Тартарианец раскачал египетскую секиру и извлек ее из скамейки. Внимательно, без спешки осмотрел и прокрутил в руке, оценивая вес.
– Я пошел! Имейте в виду: если для сохранения собственной жизни потребуется прикончить кого-то из вас – я это сделаю! – предупредил он.
Мошкин с Чимодановым стояли в дверях, но Виктор качнул секирой, и они раздвинулись. Слышно было, как он идет через зал, расшвыривая ногой ящики.
Петруччо поднял с пола пернач и тоже пошел, сопя и раскачиваясь. За ним потянулись Варвара и сопровождавший ее Корнелий. Яблоко с торчащим ножом было уже у дочери Арея.
– А если это ложь? Ну, что до полуночи все умрут, если не окажутся в книге? – спросил Буслаев, но спросил безнадежно, зная, что надписи на полу можно верить. Слишком уж болит палец. Значит, рана расползается, как и щека Шилова.
Евгеша торопливо оглядывал оставшееся оружие. Секиру взял Шилов, пернач достался Чимоданову, а копье засело так глубоко, что не вытащить. Мошкин наклонился и поднял флейту Лебера с клювовидным мундштуком. Она была тяжелой, из красного дерева, поставленная на пол, доставала Евгеше до уха. Если грамотно работать, мало чем уступит шесту. В то, что сможет играть на ней, Мошкин не особенно верил.
Мефодий так и не сумел выдернуть глубоко вонзившееся в пол копье. Пришлось обратиться за помощью к молодому поколению.