Уолли прислонился к двери.
— Ладно, передам.
— Чего ты ждешь?
— Ничего.
— Убирайся! — зарычал Брюс.
— Ладно-ладно, смотри не запутайся в трусах, пижон.
Хендри медленно пошел по коридору.
Шермэйн стояла на том же месте, в глазах блестели злые слезы.
— Свинья. Грязная свинья.
— Он не стоит твоих слез.
Брюс попытался обнять ее, но она отшатнулась.
— Я его ненавижу. Он все портит, во всем видит грязь.
— Между нами не может быть ничего грязного, — сказал Керри, и в то же мгновение ее ярость стала утихать.
— Я знаю, Брюс. Но он может все испортить.
Они нежно поцеловались.
— Я должен идти. Меня ждут.
На секунду она прижалась к нему.
— Будь осторожен. Обещай, что будешь осторожен.
— Обещаю, — сказал Брюс, и Шермэйн выпустила его из объятий.
Они отправились в путь еще засветло, но во второй половине дня набежали облака и теперь висели низко над лесом, не давая выхода скопившейся за день жаре.
Брюс шел впереди цепочки, Раффи в середине, а Хендри замыкал.
К ночи они достигли переезда. Начался теплый дождь; большие мягкие капли падали, как слезы уставшей от горя женщины. Наступила такая темнота, что Брюс, поднеся раскрытую ладонь к самому носу, не смог ее увидеть. Чтобы не сбиться с пути, длинной палкой Керри, как слепец, постукивал по стальному рельсу, вдоль которого они шли. С каждым шагом гравий железнодорожной насыпи хрустел под ногами. Идущий за ним держал его за плечо. Брюс чувствовал, как все остальные движутся сзади, похожие на тело огромной змеи, слышал хруст гравия у них под ногами, приглушенные разговоры и лязганье оружия. Кто-то возмущенно повысил голос, и тут же был прерван глухим ворчанием Раффи.
Они пересекли шоссе, и дорога пошла в гору — пришлось сильно наклоняться вперед. Это были Луфирские холмы.
«На вершине устрою привал, — подумал Брюс. — К тому же оттуда хорошо видны огни поселка».
Дождь внезапно кончился. Наступившая тишина казалась невероятной. Теперь Брюс отчетливо слышал дыхание и шаги его отряда. Где-то в лесу тенькала древесная лягушка — звук был чистый и красивый, словно металлические шарики падали в хрустальный стакан.
Чтобы хоть как-то возместить временное отсутствие зрения, у Брюса обострились все чувства — слух, обоняние, осязание. Он уловил приторно-сладкий аромат какого-то местного цветка и тяжелый запах влажного леса, почувствовал капли дождя на лице и трение одежды о тело… Внезапно у него внутри все затрепетало и съежилось: какое-то животное ощущение опасности подсказывало ему, что впереди в темноте кто-то есть.
Он остановился. Идущий следом солдат ткнулся ему в спину, и оба чуть не упали. По всей цепочке бойцов пронесся шорох, а затем наступила тишина. Все ждали.