— Покойницу Валю видела, — тяжело вздохнула женщина. — Знала ли я ее? Конечно, знала. В нашем городке все на виду, все друг другу известны. Я аккурат часиков так в семь сидела на завалинке. Гляжу — она идет. В руках сверток какой-то. Крикнула еще, не страшно ли ей на ночь глядя. Усмехнулась только, рукой махнула. Нет, мол…
— Кого-нибудь еще вы видели на шоссе в тот вечер? — Ильяс отхлебнул горячий чай и подвинул ближе варенье. — Машины, может быть, проезжали?
— Нет, машин вроде не было. Видела, правда, четверых парней, но это еще до Вали, минут за двадцать…
Сообщение насторожило лейтенанта, и он узнал, что парни были навеселе, задирали друг друга, толкались, громко разговаривали. Один из них был знаком хозяйке: работал с ее сыном в одной тракторной бригаде.
Допив чай, Ильяс распрощался.
События развивались быстро. Трое трактористов и один прицепщик были доставлены в милицию. Каждый в отдельной комнате писал о том, Как провел первомайскую ночь. Изложенные письменно показания троих мало чем отличались друг от друга: напились пьяными, не помнили, как добрались до совхозной усадьбы. Проспали до утра. Лишь одно — четвертое показание было несколько необычным: шел со всеми, потом отстал и проспал до вытрезвления на обочине шоссе.
Теперь уже и Храпко, и Меркулов, и Акишев работали уверенно. Утром алиби трех механизаторов полностью подтвердились, а на квартире четвертого, отставшего в пути Валерия Синеглаза, во время обыска нашли пиджак со сгустками запекшейся крови на плече и под воротником.
— Не знаю, откуда кровь, — заявил он на допросе. — Пьян был, не помню, может, подрался с кем…
И только, когда ему предъявили заключение экспертизы о том, что кровь, взятая на анализ с его пиджака, тождественна группе крови Валентины Трубиной, он заговорил.
В сумерках он проснулся от охватившего его озноба и увидел девушку, шагающую по шоссе.
— Эй, ты, дай водки, — крикнул он, рассчитывая, что в этот праздничный день девушка несет из городка в село именно водку.
Та не оглянулась и ускорила шаг. Синеглаз за ней. Девушка побежала. В пьяном дурмане парень на ходу поднял с дороги камень и Попал Вале в голову. Она упала. Убийца склонился Над ней, отрезвев на мгновение от страха.
— Ну встань! Встань же! — закричал он.
Но девушка не шевелилась, и в Синеглазе вновь проснулось пьяное остервенение зверя…
На каменистом берегу горной речушки он наспех прикрыл труп камнями и сухой прошлогодней травой.
* * *
Мишку освободили. Он был рад, как может быть рад только человек, вновь обретший и солнце, и воздух, и свободу. На прощанье майор отозвал его в сторону: