Конечно, никакой огненно-глазой птицы рядом не оказалось. И дверь купе была задвинута, и окно затянуто плотной кожаной шторкой.
— Что с тобой? — испуганно спросила мама, которую разбудил этот крик. — Ты что, с полки упал?
— Н-нет, — пробормотал Сережка, — мне сон страшный приснился.
Он хотел было рассказать маме о том, что видел во сне, но тут внезапно послышался металлический щелчок, и кожаная шторка, закрывавшая окно, с шорохом поднялась вверх.
— Ай! — вскрикнул Сережка и от страха глаза выпучил. — Там!..
А за окном вагона расстилалось просторное поле, освещенное мертвенно-голубым лунным светом, а по голубовато-серому небу тянулись продолговатые белесые облака. У горизонта тянулась длинная, непроглядно-черная зубчатая стена леса. И Сережке на несколько секунд показалось, будто где-то там, на границе между небом и лесом, мигнули те самые красноватые глаза-угольки… А еще через несколько мгновений на фоне неба мелькнул силуэт огромной черной птицы, несшейся в сторону поезда. Сережка охнул от ужаса, опасаясь, что птица врежется в окно вагона, но в нескольких метрах от стекла огненно-глазая стремительно взмыла вверх и исчезла из виду.
— Да что ты, сынок? — изумилась мама, которая тоже увидела птицу. — Это же просто ворона! Наверное, заснула на дереве рядом с дорогой, а поезд ее вспугнул…
— У нее глаза светились… — пролепетал Сережка дрожащим голосом.
— Ерунда! — усмехнулась мама. — Просто у нее в глазах отражались блики от освещенных окон поезда!
Сережке стало стыдно. Действительно, чего он, дурак, испугался?!
— Я, конечно, не специалист-невропатолог, — скромно заметил папа, которого тоже разбудил шум, — но думаю, что пол таблетки димедрола этому ребенку не помешает. По крайней мере, он нормально выспится.
Утром Сережку разбудили только перед самой станцией — так хорошо ему спалось под стук колес и пол таблетки димедрола. Он даже умыться не успел, времени не хватило. Поэтому о том, что во сне привиделось, Рябцев-младший быстро забыл…
Конечно, мамины опасения насчет того, что на севере в июле будет снег лежать, ничуточки не оправдались. Напротив, если в Москве, когда уезжали, было прохладно, то тут, едва вылезли из вагона, сразу почувствовали жару. Может, не совсем похожую на крымскую, но под тридцать градусов, не меньше.
На маленькой станции, кроме путешественников, никто из поезда не вышел. И то толстая тетка-дежурная сильно удивилась. Как видно, давненько не видела, чтобы здесь столько людей сразу высаживалось. А тут — аж тринадцать человек! Восемь взрослых и пятеро детей, если, конечно, двухметрового Степу тоже за ребенка считать.