На плоскогорье солнце возвращается. Я вдруг понимаю, что еду по самому краю кратера спящего вулкана. В заполненном землей кратере площадью в пару сотен гектаров ровными рядами стоят деревянные решетки, по которым вьется виноград.
Я останавливаюсь у старого каменного дома. На дороге в грязи лежит пес, безуспешно пытающийся укрыть разжиревший зад в тени акации. Я выхожу из машины и закрываю дверь. Пес осматривает меня. Осознав, что я никак не смогу помочь ему укрыться в тени целиком, он опускает голову на лапы и закрывает глаза.
— Элиху? — зову я хозяина.
В доме слышатся шаги.
— Иду.
В дверном проеме показывается немолодой человек. На нем расстегнутая до пупка льняная рубашка, джинсы и рабочие сапоги. С обеих сторон головы — по пучку длинных седых волос: остатки былого великолепия, теперь безвольно свисающие, словно потерявший форму шутовской колпак.
— Кип? — удивляется он.
Элиху встречает меня с распростертыми объятиями. Мы обнимаемся. Он хлопает меня по спине. От него пахнет потом, дубом и вином.
Сделав шаг назад, он оглядывает меня.
— Бог ты мой, — говорит Элиху, и мне неясно, подразумевает ли это восклицание благодарность или сожаление. — Ты только погляди на себя.
— Спасибо, — отвечаю я.
— Я как раз бочки проверял. Проходи.
Он ведет меня в дом. Тут прохладно и темновато. Вдоль стен тянутся ряды дубовых бочек. От них исходит предательски сладковатый запах брожения и гнили.
— Хочешь попробовать? — предлагает Элиху. — Этим урожаем я особенно горд.
Он берет со стены дозатор — длинную, полую стеклянную трубочку — и опускает ее в бочку через отверстие в крышке. Затем зажимает конец пальцем и вытаскивает трубочку, заполненную жидкостью гранатового цвета. Элиху подносит ее к бумажному стакану. Потом убирает палец, и вино оказывается в стакане. Он протягивает мне его, уверяя:
— Божественный напиток.
Я отпиваю. Вкус как у виноградного сока, только с кислинкой.
— Что скажешь? — интересуется Элиху.
— Неплохо, — отвечаю я.
— Похоже на виноградный сок, правда?
— В каком-то смысле да.
— Да уж, — вдруг сникает он. — Не очень-то у меня получается.
— Вино совсем не плохое, — возражаю я.
— Может, через несколько лет станет лучше… — мечтает он. — Ведь с течением времени все меняется в лучшую сторону.
Я возвращаю ему стакан. Элиху выбрасывает его в мусорное ведро. У меня нет желания с ним спорить, хотя очевидно, что заявление это очень спорное.
* * *
Обедаем мы на улице, сидя на страшной жаре за складным столиком позади дома. Сюда же прибрел пес. Он залез под стол и с мученическим видом улегся у наших ног. У Элиху сегодня на обед хрустящий французский багет, сыр бри, оливки, ветчина прошутто и бутылка вина. Он наливает мне вина и поднимает свой бокал: