— Твое здоровье!
— Твое здоровье, — откликаюсь я.
Я пробую вино.
— Вот это совсем другое дело. Очень вкусно, — уверяю его я, надеясь польстить.
— Его делает тот засранец с другой стороны горы. Компьютерщик.
— Прости.
— У него хорошее вино, — все же признает Элиху. — Может, в один прекрасный день и у меня такое получится.
— Зато есть к чему стремиться.
— Да уж.
Мы едим в тишине.
— Так ты теперь свободный человек, — нарушает наконец молчание Элиху.
— Ага.
— Я бы тебя навестил, — уверяет меня он. — Но сам понимаешь, ехать было далеко.
— Понимаю.
— А я уже пожилой человек. — Это он так извиняется, что не навестил меня в тюрьме.
— Я знаю, — отвечаю я, глядя ему в глаза.
Элиху Катц был другом моего отца. Элиху приглядывал за мной после его смерти: помогал организовывать аферы, прикрывал меня, давал бесценные советы. Однажды, когда я по глупости облапошил одного политика, оказавшегося приятелем прокурора округа Сан-Франциско, Элиху выбросил козырь, который приберегал для себя — фотографии окружного прокурора в компании совсем юного мальчика. Не миновать бы мне тогда тюрьмы, но Элиху спас меня, и с тех пор я в неоплатном долгу перед ним. Хотя, надо признать, платить мне, в общем-то, и нечем.
Элиху отошел от дел пятнадцать лет назад. Он взобрался на вершину горы, чтобы там проживать свои сбережения и осуществлять давнюю мечту — делать вино. Он говорил, времена меняются: дни великих афер прошли, жертвы стали умнее, полиция спуску не дает, да и от других преступников можно ждать чего угодно. Он хотел уйти по своей воле, пока у него еще был выбор.
При этом определенные связи у него сохранились — и в Сан-Хосе, и в Сан-Франциско.
— Так чем я могу тебе помочь? — спрашивает Элиху.
— Тоби в беде, — объясняю я.
— А подробнее?
— Он задолжал. Русским. Знаешь Сустевича? Профессора?
— Вор, — брезгливо бросает Элиху, вгрызаясь в ломтик хлеба и отрывая от него кусок.
— И поэтому я собираюсь провернуть одну аферу.
— Кто жертва?
— Эдвард Напье.
— Из Лас-Вегаса?
— Теперь он проводит много времени в этих краях.
— Сколько хочешь взять?
— Двадцать пять.
— Сустевич в доле? — интересуется Элиху.
— Да, в определенном смысле, — киваю я.
Элиху обдумывает мои слова. Он наклоняется, берет ломтик прошутто, кладет на хлеб и откусывает немного.
— Знаешь, а ведь тебя поймают, — в итоге решает он.
— С чего ты взял?
— Многовато акул вокруг. Сустевич, Напье. Они свое отъедят, а вот тебе немного останется. Почему бы тебе уж заодно не обчистить президента США?
— Погоди, а он разве тоже где-то неподалеку? — удивленно восклицаю я.
— Даже если ты получишь деньги, тебя все равно найдут.