Пройдя по мосту, бояре вступили на площадь. Идущие впереди Федор Мстиславский и Борис Лыков невольно замедлили шаг, когда над людской толчеей взлетели угрожающие крики. Многие гневные голоса требовали покарать смертью бояр-изменников, из-за которых Москва превратилась в руины. Казаки шумели, потрясая оружием.
Неожиданно от группы всадников, окружающих князя Пожарского и его воевод, отделился Тимоха Сальков. Остановив своего буланого гривастого коня в нескольких шагах от Мстиславского и Лыкова, Сальков спешился и обратился к Лыкову:
– Узнаешь ли ты меня, боярин?
Лыков кивнул, пробурчав что-то невнятное.
– И я тебя сразу узнал, приятель. – Сальков подмигнул Лыкову. – Немало воды утекло с той поры, как мы виделись с тобой последний раз.
– Да, немало, – чуть осмелев, сказал Лыков.
– Помнится, боярин, ты взял моего коня, когда удирал от татар Кантемир-мурзы, бросив меня и полковника Горбатова в пекле боя, – продолжил Сальков, уперев руки в бока. – Не забыл?
Лыков зашмыгал носом, неловко переминаясь с ноги на ногу.
– Конечно, не забыл, – проговорил он, с опаской поглядывая на Салькова, за поясом у которого торчали пистоль и кинжал, а сбоку висела сабля. – Я непременно верну тебе деньги за коня, богом клянусь!
Лыков торопливо перекрестился.
– Вот и славно! – усмехнулся Сальков. – Давай разочтемся тут же, боярин. А то ведь меня ждет дальняя дорога, когда мы еще с тобой свидимся.
– У меня денег при себе нету, – развел руками Лыков. – Обожди хотя бы несколько дней, друже.
– Э, нет, боярин! – Сальков отрицательно мотнул головой в лихо заломленной шапке. – Ждать я более не могу. Отдавай долг, чем можешь. Вижу, охабень на тебе добротный, а мой-то кафтан, гляди-ка, весь в дырах!
Лыков недовольно засопел, его бегающий взгляд метнулся к Мстиславскому. Тот молча повел густыми бровями, мол, лучше уступи от греха подальше.
– Ладно, молодец, забирай мой охабень, – с натянутой улыбкой произнес Лыков, скидывая с плеч длинное парчовое одеяние с драгоценными пуговицами, подбитое мехом куницы. – Надеюсь, моя шуба стоит твоего утерянного коня?
– Еще бы! – обронил Сальков, с довольным видом осматривая охабень. – Теперь-то я не замерзну, боярин. А то ведь на дворе-то осень промозглая, ветер порой до костей пробирает.
К Салькову подскочил его приятель казачий атаман Филат Межаков, такой же проныра, как и он.
– Чем это ты занимаешься, друг ситный? – спросил Межаков. – Никак грабишь при всем честном народе имовитого мужа. Нехорошо!
По глазам Межакова было видно, что он и сам непрочь разжиться добротным одеянием.