Можно сколь угодно долго рассуждать о вреде и пользе. Рассматривать сквозь призму христианской морали и под увеличительным стеклом общепринятой когда-то и кем-то нравственности. Задаваться вопросами: «От кого? От Пети? От Васи? От того мужика, с которым курила на корпоративке? Или всё-таки от Бога?», «Кто виноват?» и «Что делать?» или не делать. Но факт остаётся фактом: аборт – одна из самых древних и по сей день – самых востребованных операций в акушерстве и гинекологии. И любой запрет – гласный или негласный – на аборты официальные приводит к катастрофическому всплеску абортов криминальных с непредсказуемыми, порой фатальными для здоровья и жизни женщины последствиями.
История нашей страны в этом плане очень показательна. Куда как показательнее благополучной Америки, где если ты не совсем уж ленивый для того, чтобы оформить хотя бы пособие по безработице, то отпрысков прокормишь. А если нет – государство о них позаботится. Куда лучше, чем наше – о своих сиротах.
Моя преподаватель анатомии – профессор Козырь Нина Николаевна – рассказывала такую историю.
Конец сороковых прошлого столетия. За ней – молодым хирургом, недавней фронтовичкой – приезжает машина партийного босса, и хмурый шофёр молча отвозит её на загородную дачу. Темно, лес, страшно. Молодая и красивая Нина уже бог весть знает чего себе навоображала с перепугу. «Лишь бы живой остаться, хрен с ней, с девичьей честью – она давно уж про… шла Крым и рым», – думала смелая и решительная Нина (вы можете представить себе трусливого и нерешительного хирурга, прошедшего от начала до конца одну из самых страшных войн новейшей истории?). Но всё оказалось ещё страшнее, чем Нина Николаевна могла себе представить. Жена партийного босса была беременна. Детей у них было уже четверо, и пятый в планы не входил. Аборты запрещены. Срок у дамы немалый. Судя по данным анамнеза – 12–13 недель.
– Но я же хирург, а не акушер-гинеколог! Кроме того, нужны специальные инструменты, медикаменты… – возмутилась Нина Николаевна.
– Мне сказали, ты хороший хирург. Напиши, что надо – сюда привезут. Делай тут. Только запомни, если с моей женой что-то случится – сядешь за криминальный аборт. Где-то кому-то проговоришься – сядешь за криминальный аборт. Если живой к тому времени останешься.
Так и сделала Нина Николаевна, более привыкшая к огнестрельным ранениям всех топографий и брюшнополостной хирургии, свой первый и последний в жизни аборт. Криминальный. Всё обошлось, Нина Николаевна дожила до седых волос, храня больше пятидесяти лет где-то в глубине пропахшего нафталином шифоньера собственноручно связанную «в благодарность» партийной женой шапку – и тайну. Но даже спустя столь долгое время она рассказывала эту историю шёпотом, вновь и вновь переживая ужас того, что могло случиться с той женщиной в домашних условиях, далёких от развёрнутой операционной со всем необходимым на случай «если».