Но сказание не об этом.
А о том, как уролог-эстет нёсся в обратном направлении – то есть из главного корпуса в родильный дом. Потому что третье кесарево на одной и той же живой женщине – это вам не два байта переслать. В ЦРБ[5], где её последний раз ушивали, дупликатуру пузырно-маточной клетчатки натянули по самое не могу – вместо нижнего сегмента матки аж чуть ли не до ушей дотащили – на дно матки запузырили. Нет-нет, не ахайте. Сейчас всё лечится и ушивается. Делов-то. Можно и самим справиться, но пусть уж лучше уролог посмотрит. Всё спокойнее – и запись в истории родов за его подписью. Опять же, не одной бригаде во главе с хирургом-акушером ответ держать, если что.
В общем, ты стоишь весь такой. Основные этапы, естественно, уже выполнены. Младенец отдыхает в неонатологии. А ты, задумчиво взирая на катетер, торчащий из «оттуда» в «сюда», ждешь уролога… Суку! Потому что он уже хрен знает сколько по тому подвалу шарится, а миорелаксанты у анестезиолога, чай, не казённые.
И тут он является. Из предбанника тебе ручкой машет. Зрачки расширены – из-за операционного стола видать. Сам белый-белый. Губы – синие-синие. Руки трясутся. Какая операционная, он хоть бы чувств не лишился при виде крови. Ты ему спокойно так:
– Твою мать, Анатолий Иванович! Где ты ходишь, мил-человек?!
А он слóва в ответ вымолвить не может. Одними зубами отвечает:
– Вит-т-ёк. Вит-тёк. Вит-тёк… – Ну, думаю, пляски святого Витта начались мне вместо высококвалифицированной специализированной помощи.
– Что – Витёк? – уточняю.
– Вит-тёк. Вит-тёк. Вит-тёк. Там. Там-тарам. Там-тарам.
– Толик, ты вроде в алкоголизме не был замечен. В снобизме – да, было дело, испачкался. В материализме грубом – тоже известно. Даже в нонконформизме и эклектике, хотя последнюю, в соответствии с классиками, осуждаешь. В чём дело-то сейчас, скажи внятно? – быстро так интересуюсь, потому что у меня же рана, и я уже вся вспотела в фартуке, про анестезиолога молчу (и в его сторону не смотрю, достаточно того, что его взгляд покруче электрокоагулятора на мне дорожки узорные выжигает), он, кажется, последнюю ампулу «чего надо» из НЗ достал.
Тут, правда, я должна сделать отступление и поведать почтенным читателям о Витьке. Пара эта – Витёк и супруга его Люсильда – была нашим подвальным талисманом. Добродушные ребята с невыраженным слабоумием числились, в соответствии с записями в трудовых книжках, техническими работниками и были эдакими Шурами Балагановыми, ответственными за всё – подмести, мусор вынести, каталки, если кто где забыл, на законную стоянку перегнать. Все их любили, они ко всем неплохо относились. Были добродушны, открыты и обидчивы. Как дети. Или легкие дебилы. Каковыми, собственно, и являлись, безо всяких аллегорий.