- Не знаю... Совсем не знаю, - задумчиво произнес Володька, нахмурившись.
- Попрет он опять. Только где?.. Да, такую силищу обратно повернуть, да до границы дойти, да еще Германию протопать... А жравты уже нет, а если еще год, два?..
За такие разговорчики на передовой обкладывал Володька марьинорощинским матюгом с блатными присказками, да такими, что грохали бойцы смехом: во дает ротный, откуда такого поднабрался... Но здесь не передовая, да и была горькая правда в словах инвалида. И, вспоминая обезлюденный передний край, понимал Володька: туго нам придется, еще как туго, но по привычке взгляд его построжал.
- Ты глаза не пяль, лейтенант, - сказал инвалид. - Я теперь вольный казак, ни перед кем тянуться не обязан. Я тебе по-откровенному, по-солдатски, свои мысли высказываю и нечего таращиться... Ты небось надеешься живым из этой войны выйти?
- Не очень-то.
- Врешь, надеешься! Без этого ни жить, ни воевать нельзя. Но вот помяни мое слово, попрет немец летом. А чем остановим? Много ли техники, много ли народу, сам знаешь. - Он безнадежно покачал головой и закурил.
- Ты ж говорил, брюхо набью и на боковую, а сам... - усмехнулся Володька.
- Мало ли что говорил. Душа-то болит. И знаешь, что еще мучает? Ненужный я сейчас человек... На завод вот зашел - одни девки да пацаны. Какая, думаю, работа от них? Смотрю, нет, получается. Но разве сравнить, ежели бы я сам к станку стал! Постоял я около своего станочка... Руки-то работы требуют, соскучились. Эх, лучше бы в ногу долбануло, - закончил в сердцах инвалид и переменил тему. - Как пивко? Давай еще по паре кружечек махнем. Учти - после него себя сытым чувствуешь.
Конечно, Егорыч - как звали инвалида - о своей войне рассказывал, как отступали, как из окружений выходили, какие бои страшенные под Смоленском приняли... Володька про свой Калининский особо не распространялся, только вырвалось у него, что должен он по одному московскому адресу сходить, что это для него сейчас главное...
- Не ходи, - решительно заявил Егорыч, поняв сразу, о чем речь, - только ей душу растравишь и себе. Не ходи.
- Надо.
- Ты знаешь, как на живых смотрят те, у кого убитые?
- Представляю.
- Ты представляешь, а я знаю. Ходил я, как в Москву вернулся, к жене дружка своего убитого. Обменялись адресочками перед боем. Ну что? Лучше не вспоминать! Не знал, как от нее выбраться поскорей. Три ночи потом не спал.
- Должен я.
- Почему должен? - спросил инвалид, прищурившись и начав вроде догадываться. - Себя, что ли, виноватым считаешь?
- Да, - тихо произнес Володька.