– Воды? – спросил я. Она кивнула.
Я вложил ей в рот соломинку. Генет оглядела комнату, убедилась, что мы одни.
– Прости, Мэрион, – шепнула она сквозь слезы.
– Не надо разговаривать, – сказал я. – Все отлично. Все было вовсе не отлично, но ничего другого не пришло
мне в голову.
– Мне… надо было подождать, – пролепетала она. «Так что же ты не подождала, – чуть не сорвалось у меня с языка. – Вся сладость досталась не мне, не мне выпала честь быть твоим первым любовником, зато разгребать все придется мне».
Она попыталась пошевелиться, застонала. Я дал ей еще воды.
– Мама думает, это ты, – выговорила она чуть слышно. Я молча кивнул.
– Когда я сказала ей, что это Шива, она отхлестала меня по щекам и назвала лгуньей. Она мне не поверила. Она думает, Шива – девственник. – Генет попыталась засмеяться, сморщилась и закашлялась. – Слушай, я взяла с мамы обещание, что она ничего не скажет Хеме.
Я саркастически хмыкнул.
– На этот счет можешь не беспокоиться. Конечно, она скажет Хеме. Вот прямо сейчас и рассказывает.
– Нет. Она ничего не скажет. Мы заключили сделку.
– В смысле?
– Я разрешаю ей проделать надо мной эту штуку, а она… будет молчать. Ни слова Хеме. И пусть не вздумает на тебя орать.
Стул подо мной зашатался. Тенет позволила этой безумной орудовать нестерилизованной бритвой, и все для того, чтобы защитить меня? Так, значит, на мне лежит вина за обрезание? Какая нелепость. Меня даже смех разобрал.
Попозже пришел Шива, лицо бледное, напряженное.
– Садись сюда, – велел я ему, он и сказать ничего не успел. Я боялся не сдержаться, когда он рядом, и решил, что лучше на время уйти. – Побудь с ней, пока я не вернусь. Держи ее за руку. А то она беспокоится.
А что еще я мог ему сказать? Я ведь уже пребывал по ту сторону ярости. А он – по ту сторону горя.
Жар не отпускал Генет три дня. Я находился у ее постели все три дня. Хема, Гхош и матушка сновали туда-сюда.
На третий день организм Генет перестал вырабатывать мочу. Гхош встревожился, лично взял анализ крови, потом мы с Шивой побежали в лабораторию помочь В. В. выстроить в ряд наши реагенты и пробирки и измерить уровень азота мочевины в крови. Он был слишком высок.
Генет не теряла сознания полностью, она была сонная, временами бредила, часто стонала, а однажды ее охватила жуткая жажда. Как-то она позвала мать, но Розина не появилась. По словам Алмаз, Розина не выходила из своей комнаты, что, по всей видимости, было даже к лучшему. Атмосфера в палате и без того была тяжелая, не хватало только, чтобы Хема накинулась на Розину.
На шестой день почки у Генет заработали, только успевай подставлять мешок под катетер. Гхош удвоил и утроил объем жидкости внутривенно и велел Генет больше пить, чтобы восполнить потерю.