– Что здесь случилось? – спросила Хема, но Розина отвела глаза в сторону и ничего не ответила.
Алмаз включила свет, загородила мне вид и приподняла одеяло, показывая что-то Хеме.
– Открой окно, Мэрион, – произнес Гхош и подошел поближе к кровати.
– Господи… – потрясенно выдохнула Хема. Генет застонала от боли.
Хема схватила Розину за плечи и, заикаясь от ярости, принялась трясти:
– Это ты учинила? Бедная девочка! Розина смотрела в пол.
– Дура ты, дура! Боже, зачем? Похоже, ты убила ее, Розина! Понимаешь?
У Розины с подбородка капали слезы, но лицо оставалось суровым.
Гхош взял Генет на руки, она снова застонала.
– Машину, – сказал Гхош.
Алмаз бросилась к двери, Хема за ней. С порога я оглянулся. Моя нянюшка безучастно сидела, свесив руки, в той же позе, в какой мы ее застали. Мне вспомнился день, когда она бритвой порезала дочке лицо. Какой победительницей она тогда ходила. А теперь я видел стыд и страх.
Когда я подбежал к машине, Хема бросила мне в лицо:
– Думаю, Мэрион, ты в этом как-то замешан. Я не слепая!
Она захлопнула дверцу. Машина тронулась. Алмаз на заднем сиденье бережно прижимала к себе Генет, Гхош сидел за рулем. Я срезал путь у сарая, пересек поле и догнал их у приемного покоя.
Генет влили в вены нужные растворы и антибиотики, и Хема забрала ее в Третью операционную для более тщательного осмотра. Через некоторое время она вышла к нам. Вид у нее был потрясенный, но в движениях сквозила решимость. И ярость. Хема доложила Гхошу и матушке, не обращая на меня внимания:
– Представляете, Розина вырезала ей клитор. Да еще прихватила labia minora* и зашила все суровой ниткой. Ведь это какая же боль! Швы я удалила. Рана сильно инфицирована. Теперь все в руках Божьих.
* Малые половые губы (лат.).
Генет положили в отдельную палату, предназначенную для особо важных больных. Гхош рассказывал мне, что именно здесь лежал генерал Мебрату с заворотом кишок. Это случилось вскоре после нашего рождения.
Я сел на стул возле койки. В какой-то момент Генет сжала мне руку, не знаю, сознательно или инстинктивно. Я ответил на пожатие.
Хема сидела в кресле напротив меня, подперев руками голову. Нам нечего было сказать друг другу. Я был так же зол на Хему, как она на меня.
После долгого молчания она произнесла:
– Людям, которые творят такое, место в тюрьме.
Не один раз ей приходилось вытягивать с того света женщин, над которыми проделали ту же изуверскую операцию, что и над Генет. Хема была настоящим экспертом по залатанным и инфицированным обрезаниям.
Своим чередом настал вечер, Генет открыла глаза, увидела меня и попыталась что-то сказать.