— Что?! Нечего сказать? Отец откашлялся.
— Твоя спальня — за первой дверью направо.
Не удостоив его ответом, она вылетела в коридор, полная решимости не иметь с ним ничего общего.
— Доброй ночи, солнышко! Я люблю тебя! — крикнул он вслед.
Был момент, всего один момент, когда у нее сжалось сердце от всего того, что она ему наговорила. Но сожаление исчезло так же быстро, как и появилось. Похоже, он даже не сообразил, что она на него злится. Она услышала, что он снова заиграл с того места, на котором остановился.
В спальне, которую оказалось нетрудно найти, учитывая, что в коридоре было еще только две двери: одна — в ванную, вторая — в комнату отца, — Ронни включила свет и, раздраженно вздохнув, стащила идиотскую майку с Немо, о которой почти забыла.
Это был худший день ее жизни.
О, она знала, что слишком драматизирует ситуацию. Не настолько она глупа! Все же неприятностей было немало. И единственное светлое пятно — встреча с Блейз, давшая робкую надежду на то, что есть по крайней мере человек, с которым можно провести это лето.
При условии, конечно, что Блейз все еще хочет общаться с ней. После милой выходки папаши даже это поставлено под сомнение. Блейз и остальные, должно быть, все еще это обсуждают. И возможно, смеются. На их месте Кейла вспоминала бы о случившемся последующие сто лет.
А ей делалось нехорошо при одной мысли об этом.
Она швырнула майку с Немо в угол (хорошо бы никогда больше эту гадость не видеть!) и принялась раздеваться.
— Прежде чем ты зайдешь дальше, следует знать, что я тоже
здесь.
Ронни от неожиданности подскочила и, развернувшись, увидела Джону.
— Вон отсюда! — завопила она. — Что ты здесь делаешь? Это моя комната!
— Нет, это наша комната, — поправил Джона. — Видишь, тут две кровати.
— Я не собираюсь делить с тобой спальню!
Джона вопросительно склонил голову набок:
— Собираешься ночевать в комнате па?
Она решилась было перебраться в гостиную, но поняла, что ни за что туда не пойдет. Потопала к своему чемодану и расстегнула «молнию». На самом верху лежала «Анна Каренина». Ронни откинула ее в сторону и стала искать пижаму.
— Я катался на колесе обозрения! — сообщил Джона. — Круто! Па увидел тебя сверху!
— Супер!
— Потрясно! Ты каталась на нем?
— Нет.
— А следовало бы. Я видел все до самого Нью-Йорка!
— Сомневаюсь.
— Точно! На мне же очки! Па сказал, что у меня орлиный взгляд!
— Ага, точно.
Джона, ничего не ответив, потянулся к привезенному из дома медведю и прижал к себе, как делал всегда, когда нервничал. Ронни немедленно пожалела о своих словах. Иногда он говорил и вел себя как взрослый, но сейчас, видя, как он обнимает медведя, она поняла, что не следовало быть такой резкой. Хотя он был красноречив и заносчив и временами ужасно ее раздражал, все же был мал для своего возраста и скорее походил на шести-семи-, чем на десятилетнего. Жизнь его не баловала. Он родился на три месяца раньше срока, следствием чего были астма, близорукость, недостаток координации и плохая моторика мелких движений. Она знала, как могут быть жестоки дети его возраста!