Ронни была так погружена в собственные горестные мысли, что не сразу узнала моцартовскую шестнадцатую сонату до-мажор. Одна из вещей, которую она играла в «Карнеги-холле» четыре года назад. Должно быть, ма поставила ее, пока Ронни спала. Жаль, конечно, но...
Ронни потянулась, чтобы выключить звук.
— Зачем это ты? — нахмурилась ма. — Люблю слушать, как ты играешь.
— А я — нет.
— Может, просто приглушить звук?
— Прекрати, ма! Я не в том настроении, — буркнула Ронни и отвернулась к окну, прекрасно сознавая, что губы ма плотно сжаты. Последнее время это вошло у нее в привычку. Можно подумать, ее рот намагнитили!
— Я, кажется, видела пеликана, когда мы переезжали мост к Райтсвилл-Бич, — заметила ма с деланной веселостью.
— Вот здорово! Может, тебе следовало бы позвать Охотника на крокодилов?
— Он умер, — сообщил Джона, перекрывая писк игровой приставки. Ее девятилетний младший братец-надоеда обожал это шоу. — Неужели не помнишь? Такая жалость!
— Конечно, помню.
— По твоему голосу что-то не похоже.
— Но я все равно помню.
— В таком случае не следовало говорить то, что ты сейчас сказала.
На этот раз она не потрудилась ответить. Брату всегда необходимо оставить за собой последнее слово, и это буквально сводило Ронни с ума.
— Ты хоть немного вздремнула? — спросила ма.
— Пока ты не угодила колесом в эту рытвину. Кстати, большое за это спасибо! Я едва не разбила головой стекло!
Взгляд матери оставался прикованным к дороге.
— Рада, что сон привел тебя в хорошее расположение духа.
Ронни сунула в рот жвачку и усердно заработала челюстями. Мать ненавидела подобные вещи, а дочь назло безостановочно жевала, пока они ехали по I-95. Ронни чувствовала себя подавленной, и это шоссе казалось самым тоскливым отрезком пути. Омерзительно жирный фаст-фуд, грязные придорожные туалеты и миллиарды сосен... Серая монотонность могла убаюкать любого пассажира.
Именно это Ронни и твердила матери в Делавэре, штат Мэриленд, и в Виргинии, но ма каждый раз решительно отметала ее жалобы. И вообще, если не считать того, что мать старалась быть вежливой, поскольку виделись они в последний раз перед долгой разлукой, она почти не разговаривала. Ей было тяжело вести машину, тем более что раньше они либо ездили в метро, либо брали такси. В их квартире мать вела себя по-другому, и управляющий домом за последние два месяца заходил несколько раз, чтобы просить ее поменьше шуметь. Ма, возможно, считала, что чем громче она вопит на Ронни из-за плохих оценок, или не тех друзей, или по поводу того, что дочь постоянно нарушала свой «комендантский час», или ИНЦИДЕНТ, особенно ИНЦИДЕНТ, тем вероятнее, что она послушается и начнет исправляться.