Управились вовремя. К вечеру угрожающе завыл «северо-восток». С каждым часом крепчая, он принялся будоражить море, вздымая волны всё выше и делая их всё круче.
К ночи ветер загудел в снастях, начал срывать с волн гребни, размётывать пену. Волнами стало круто заваливать тяжело гружённую шхуну то па один, то на другой борт. Укачалось большинство из команды и членов экспедиции. И это раздосадовало Седова.
Около полуночи на мостик, где нёс он во тьме штормовую вахту, поднялся запыхавшийся Катарин, судовой плотник. Он встревоженно прокричал, что в трюме прибывает вода.
Вода в самом низу трюма, в льялах, скапливается время от времени на всяком деревянном судне. Для её откачки па палубе устанавливаются помпы, насосы. По два часа за четырёхчасовую вахту ежедневно откачивали воду и на «Фоке», запуская паровой насос — «донку», с того самого дня, как шхуна была зафрахтована. Но теперь, по словам плотника, вода стала прибывать вдвое, а то и втрое быстрее.
Седов размышлял не долго. Он велел плотнику поднять штурмана Сахарова, чтобы тот срочно выяснил, в чём дело, и принял все возможные меры.
Вскоре появился Сахаров. Широко расставляя на пляшущей палубе ноги, он приблизился и, крича в самое ухо, сообщил, что в трюме разбилась бочка с машинным маслом и что этим маслом, смешанным с мусором, забило приёмные сетки, а потому донка и не откачивает воду. Седов велел поднять из команды всех, кто способен стоять на ногах, и откачивать воду вручную, палубной помпой. Сам он остался на мостике за штурмана, вахта которого уже началась. Велев рулевому удерживать «Фоку» носом против волн, чтобы уменьшить бортовую качку, не позволявшую делать что-либо на палубе, Седов стал лихорадочно искать выход из положения, грозившего бедой. Бочка с машинным маслом была единственной. Двигаться дальше без смазки для машины было невозможно. Оставалось добыть масла на одном из маяков. Если вода будет прибывать быстрее, чем откачиваться, срочно потребуется укрытие, где бы судно не валилось с борта на борт. Сахаров обнаружил к тому же, что оба борта, погружаясь в волну, дают течь, да такую, что кое-где вода в трюме била струями. Выходило, что надводную часть корпуса требовалось немедленно проконопатить. В темноте к берегу не подойти, а маячных огней в плотных потоках дождя и туманных завесах брызг не разглядеть…
Через час Седов сам встал к штурвалу. Продрогшего и вымокшего Пустошного он послал вниз — погреться и узнать, как идут дела. Георгий Яковлевич чувствовал, что и самому ему давно бы надо переодеться в сухое, отойти от стужи. Но он оставался наверху. Он ещё не знал, можно ли доверять управление судном в штормовую ночь штурману Сахарову. Капитану Захарову предстояло стоять «собаку» — вахту с четырёх ночи, и потому поднимать капитана раньше времени не хотелось.