– Опять двадцать пять. Милостивый государь, да будет вам известно, что по сему поводу господа из жандармерии пытали меня десятки раз, а филеры висели над душой добрый месяц. Говорите, что нужно, и отстаньте от меня ради бога.
– С вашего позволения я присяду, – освободив стул от папок, Макаров уселся на него, не снимая шинели и давая понять, что от нынешнего посетителя заводской карбонарий быстро не избавится. – Ежели интересно, я немного знаком с убийцей Тринклера. Посему вас подозревать не могу.
– Спасибо! – Брилинг махнул перед собой воображаемой шляпой. – Тогда какие иные грехи мне вменяются?
– Использование идей вашего покойного сослуживца. Только это скорей заслуга, а не грех.
Николай тоже присел.
– Бедный Густав остановился два года назад. А сколького мог достичь!
– Можно подробнее? Я не жандарм, меня техника занимает.
– Да, я слышал про «Ермак» и полярные плавания. Хорошо… Так вот, одним из заказчиков завода в то время и ныне является некто Эммануил Нобель, нефтепромышленник, владеющий патентом Рудольфа Дизеля на нефтяные моторы для России.
– Как же, знаком с ним. Он – поставщик дизельных двигателей для флота. Пока только вспомогательных, они паровым конкуренцию составить не могут.
– Пока – нет. Хотя Нобель владеет двумя дизельными судами на Волге – «Вандал» и «Сармат». Густав дальше продвинулся. Его мотор заработал без наддува. Тринклер предложил производить их на Путиловском – проще, дешевле, надежнее, не надо за патент платить. И тогда Нобель встал на дыбы, заявил в заводоуправлении – или мои заказы, или ваш инженерный выкидыш. Нам запретили готовить двигатель к поточной выделке.
Макаров удивился.
– Деньги в который раз победили здравый смысл, не впервой и не привыкать. Убивать-то зачем?
– Густав не отступился. Он вычерчивал новый паровоз, а по вечерам возился с мотором. Хотел добиться его выпуска на Обуховском заводе. Говорил, что ему угрожали, он не внял.
– У вас остались копии его чертежей?
– Не только. Главное – в голове. Я простодушно полагал, что здесь работе мешает царское самодержавие и заведенные наверху порядки «держи и не пущай». В Германии ничем не лучше. Не понимают, сволочи, что рабочий класс не будет терпеть вечно. И тогда ненасытные Нобели, Романовы, Дизели и Вильгельмы пойдут лесом собирать шишки на пропитание.
– Николай Романович! Мы не на митинге. Давайте по существу.
– Будьте любезны звать меня просто Николай. Или господин Брилинг. Ненавижу свое отчество, особенно в сочетании с именем.
Макаров усмехнулся в бороду. До какой же степени нужно ненавидеть Государя, чтобы от отцовского имени отрекаться.