Это прозвучало, как возражение.
Айтс-Генерал, вернувшийся из сада, сказал:
— Конечно. У нас же слабые черепа. Во всяком случае, слабее, чем у них.
Ах, вот что! Алексей закусил губу. У них слабые черепа. Может быть, поэтому они и ходят закованные в металл? Может быть, поэтому они и боятся и угнетают жителей?.. На миг Алексею представилось отвратительное зрелище: какое-то рыхлое, студнеобразное существо, которое разливает самое себя в им же изготовленные твердые формы. Но все это было ерундой. Здесь в зале ни на ком не было металла. Да и вообще айтсы были отлично сложены и достаточно крепки. Об этом свидетельствовали весьма увесистые затрещины, которыми они, веселясь, обменивались в толпе на улице. И те, что прохлаждались вокруг него, одетые в легкие бумажные одежды, никак не производили впечатления рыхлых и слабых. Наоборот, по земным критериям он назвал бы их атлетами. Одна девушка, например, прямая как стрела, мелькавшая то в одном, то в другом конце зала, энергией своих движений могла бы, возможно, поспорить с олимпийской чемпионкой на Земле.
Да и, кроме всего прочего, техника, которой владели «верхние», с лихвой возмещала их относительную слабость, если такая и была.
Между тем спор возле него разгорался.
Кипели страсти.
Опять взял слово айтс-Жаба:
— А я говорю, ни шагу от остранения. Довольно играть, — это вопрос жизни и смерти!
Его перебили сразу несколько айтсов. Каждый спешил высказаться, никто не слушал других:
— Убивать!..
— Сократить Подгород!..
Слабенько прозвонил звоночек, чуть скрипнула широкая внутренняя дверь, и в чал с большим блюдом в руках вошел житель.
Все айтсы умолкли.
В настороженной тишине житель поставил блюдо на подставку. Лицо у него было маленькое, жалкое, а фигура мешковатая и странно, противоестественно гнущаяся при каждом шаге. Как если б у него не было позвоночника.
Алексей вспомнил об операциях, которым подвергались жители, переходящие на сторону «верхних». Вот так, значит, и выглядят оперированные.
Житель подошел к женщине-айтс с короной, молча расстегнул свой пиджак на груди. Женщина пошарила в карманчиках надетой на ней серой хламиды, извлекла на свет что-то вроде вечной ручки и сделала пометку на обнаженной груди жителя.
Это было продление права на жизнь.
Житель вышел.
Тотчас возобновился крикливый спор.
Генерал бубнил:
— Никакого сожаленья. Если предоставить жителей самим себе, они выродятся через два-три поколения.
Айтс-Жаба с лицом, искаженным ненавистью, крикнул:
— Отнять право на жизнь!
И вдруг Алексей понял, что это был вовсе не спор. Все говорили об одном и том же, доказывали одно и то же. Подавление жителей, новые ограничения, истребление… Но каждым «верхний» вел себя так, будто ему возражают. Однако никто не возражал, и потому странной и нелогичной выглядела эта запальчивость.