Экспансия (Авраменко) - страница 147

Поднялся, шагнул к двери, и замер, остановленный рукой, ухватившей его за пояс:

— Не спеши уходить, выкладывай, зачем явился? Только честно. Может, и передумаю. Оставлю.

Но рыцарь аккуратно высвободил одежду из её руки, взглянул сурово:

— Милостыню просить не приучен уж, извини. Хотел тебе спасибо сказать, что приютила сироту, воспитала. Да, смотрю…

Махнул рукой, вышел во двор, осмотрелся — опять никого. Что за чудеса? И направился прочь со двора, обратно к причалу. Уж там то ему точно скажут, где переночевать можно… Так и вышло. Городской старшина его в домике гостевом у себя на дворе устроил. Пусть крохотном, зато никому не мешает. А вечером сын прибежал, обратно звать. Мол, мама разрешила. Но Алекс отмахнулся — он, в конце концов, не нищий. Да и не хочет, чтобы из жалости его куда то пускали. Крыша есть, и ладно. В конце концов, куда хуже бывало в той же Святой Земле… Переночевал, а утром в обратный путь двинулся. Договорился с одним купцом, что назад в Торжок с грузом рыбы отправлялся, котомку свою забрал, сел на корабль, и уехал. Чего сыну мешать? Он в рыбацком городке дома. Там у него и родня новая, и друзья, и знакомые. А отец, что отец? Мало они ещё друг друга знают. Но вот задуматься стоит. Действительно, живёт в слободе, где воины стоят. Хотя домик стоит дёшево. Только где покупать? В самой столице, или в том же Торжке Старом или Новом? Или ещё куда податься? Пока до города портового добирался, определился. Возьмёт он себе жильё в Жарком граде. Что по пути в Тиантисуйю стоит. Там и тепло, кости ломаные и больные болеть не будут, и люди добрые. Когда ездил с поручением, познакомился. Да и земли неплохие. В отставку выйдет, можно будет себе и усадьбу завести. А пока — дом. Начнём с малого… Времени до отправления ещё много оставалось, потому по прибытию в Торжок, как расплатился, нанял коня на станции, и рванул, туда. где решил осесть… За три недели добрался не особо спеша, устроился на постоялом дворе, приценился через чиновников к жилищу — выбрал себе большой светлый дом недалеко от города, вместе с землями. Дар то бывшему тамплиеру щедро платил. Ну и купил. Нанял работников, те земли расчистили, пахать начали, каналы оросительные проводить. Приехал с проверкой пернатый чиновник, посмотрел, как тамплиер хозяйнует, хмыкнул, уехал. Почему пернатый? Так он инка родом. А те всегда на голове свои шапки, перьями изукрашенные, таскают. Потом приехали от него люди, объявили — мол, раз ты землю облагораживаешь, послабление тебе в податях и помощь от государства. Пригнали сотню рабов, как раз тех арабов, что славы из Европы притащили, велели к делу пристроить. Ну, тут то проблем не возникло. Рабы к жаре привычные, да и… Хоть и скрипнул зубами рыцарь, когда увидел пленников, да только, видать, отравлен он уже образом жизни славов. Не стал над теми измываться, просто нанял надсмотрщиков, да заставил работать. Не на износ, а по совести. Сколь могут. И кормил нормально. Арабы добро, как ни странно, оценили, особенно, когда сувенир увидели на стене его спальни — щит прежний, с восьмиконечным крестом, да доспехи европейского образца, рыцарские. Сообразили, как нелегко бывшему храмовнику к ним по-людски относится. Не подличали втихомолку, работали честно. Ну а там и время настало возвращаться. Приехал гонец, грамоту привёз — пора. Выступает армия через три недели, так что давай, десятник. Служба зовёт. Пора Империи долг отдавать за добро, за ласку, за приём. А кому хозяйство оставить? Недолго думая, поехал в Жаркий град, нашёл того пернатого служивого, пояснил, что к чему. Вызов на службу императорскую показал, попросил присмотреть за домом, за хозяйством. На всякий случай, мало ли чего, судьба у воинов разная бывает, оставил и завещание — в случае гибели всё сыну и его матери, Гудрун Сванссон. Чиновник при нём всё записал, в качестве свидетельства руку чернилами намазал, к пергаменту приложил. Потом в свиток скрутил, печатью запечатал, и в особый шкапчик уложил. За помощь, да за труды и полушки не взял. Таковы его обязанности, так сказал. И пожелал воину удачи в походе, да вернуться живым и здоровым. Да, ещё пообещал известить наследников по поводу распоряжения. Мол, тоже так положено. А Алекс коня оседлал, и в путь-дорогу отправился. Пока ехал — удивлялся: все дороги войсками забиты. Идут и пешие, и конные, и на турах диких. Тащат огнебои большие. Маршируют отряды воинов нового строя, ручницами вооружённые. Огромная сила двинулась. И ведь не поверишь, что всего двадцать лет назад во всей Империи едва тридцать тысяч воинов набиралось! Впрочем, тогда и само государство в два раза меньше было… Прибыл в Славгород, явился на двор, где его сотня службу несла. Доложился сотнику. Тот хмыкнул довольно, отправил в казарму. Неделю ждали срока условленного. Но скучать не пришлось: оружие в порядок приводили, вновь выданное из арсеналов. Коней приучали к себе новых, чёрных. Ибо испокон веков княжеская сотня только на вороных ездила. Да и так дел хватало. Каждый день надо Дара сопровождать. Он то в один лагерь, то в другой, то ещё куда. Ни минуты на месте не сидел. Но, наконец, час настал. Проревел рог воинский, ударили барабаны войны, засвистели флейты инков, и двинулась армия вторжения в поход…