…К вечеру уже границы лагеря очертили. Наметился ров, чуть приподнялось основание вала. Выросли стройные ряды шатров, коновязей и турьих стойл. Пленников остановили за час до заката, накормили, потом согнали в огороженные места, выставили охранников. К тому времени вернулись обозы из города, привезли захваченное: зерно давешнее, дерево сухое, ткани, металл, и прочее, на что глаз положен был. Ну а после лагерь почивать лёг. Ночь ведь на дворе… Алексу не спалось. Поднялся, пошёл к границе лагеря. Темнело тут быстро, но ещё можно было различить сваленные в груды тела, которых начали собирать с поля смерти, чтобы предать захоронению. Они пришли на честную битву, потому и уважение им славы окажут, похоронят, а не бросят на съедение всякой живности… Но наворотили здесь изрядно… Посчитали — почти двадцать тысяч трупов осталось на поле битвы. Спаслось — ну, может тысяча, может, и того меньше. Кто в обозах был, да коней имел быстрых. Не ожидали желтокожие встретиться огненным боем. Впрочем, и без него бы сломили славы вражью силу. Не ровня они нам… Уже — нам? Да. Удовлетворённо улыбнулся в усы фон Гейер, двинулся обратно. А это что? Услыхал тихий плач. Остановился, пошёл на звук. Часовой его окликнул, пришлось назваться. Пояснил воин, что тут пленники сидят под охраной. А плачет одна из них. Её князь плетью отоварил нынче, да распорядился под особый присмотр взять. Ну ребята и постарались… От одежды одни лохмотья, сандалики щегольские развалились, руки в кровь стёрла. Да ещё еды ей не досталось — прочие невольники всё расхватали. Вот и сидит на краю места положенного, рыдает. Поморщился недовольно рыцарь — знает он, какого такое переносить. Сам пленником у сарацин был. Запомнил место, где девица была, вернулся на своё место. Сходил к тыловым, выпросил краюху хлеба, да молока фляжку, ткани чистой, и мёда немного. Снова в лагерь пленников вернулся. Та, давешняя, всё ещё рыдает. Только уже беззвучно. Подошёл к ней вплотную — она шарахнулась, но успел её за ногу ухватить, да к себе подтащить. Затихла, съёжилась, руками прикрылась. Темно, лица не рассмотреть, ну ему и не надо. Сунул ей хлеб в руку, показал, что жуёт. Протянул флягу, мол, пей. Потом тряпицы достал из-за пояса. Эх, воды нет, ну да ладно. Сойдёт. Пока та ела жадно, сразу видно — досталось ей сегодня, так что желудок урчит, осторожно забинтовал ступни. Всё легче ходить будет. Сейчас некогда — завтра вечером, если не ускачут куда, принесёт ей одёжу другую. В этой то и ходить тяжело, не то что работать. Оставил ещё пару тряпок ей, забрал фляжку пустую, ушёл. Сразу в сон потянуло. С чего бы? Что доброе дело сделал? Но уснул мгновенно, едва голова седла коснулась, что вместо подушки…