«Когда престол был покрыт, — пишет архидиакон Павел Алеппский, — патриарх Никон вышел и поднялся на амвон, а мы и прочие служащие разместились вокруг него. Мало ему было этой продолжительной службы и стояния на ногах до наступившей уже вечерней поры, но вот диаконы открыли перед ним Сборник отеческих бесед, по которому он стал читать положенную на этот день беседу об иконах. Он читал не только медленно, но и ещё со многими поучениями и пояснениями, причём царь и все присутствующие мужчины, женщины и дети стояли всё время с открытыми головами при таком сильном холоде, соблюдая полное спокойствие, молчание и тишину. Во время проповеди Никон велел принести иконы старые и новые, кои некоторые из московских иконописцев стали рисовать по образцам картин франкских и польских. Так как этот патриарх отличается чрезмерной крутостью нрава и приверженностью к греческим обрядам, то он послал своих людей собрать и доставать к нему все подобные иконы, в каком бы доме ни находили их, даже из домов государственных сановников, что и было исполнено… В этот день патриарху представился удобный случай для беседы в присутствии царя, и он много говорил о том, что такая живопись, какова на этих образах, недозволительна. При этом он сослался на свидетельство нашего владыки патриарха и в доказательство незаконности новой живописи указывал на то, что она подобна изображениям франков. Патриархи предали анафеме и отлучили от церкви и тех, кто станет изготовлять подобные образа, и тех, кто будет держать их у себя. Никон брал эти образа правой рукой один за другим, показывал народу и бросал их на железные плиты пола, так что они разбивались, и приказал их сжечь. Царь стоял близ нас с открытой головой, с видом кротким, в молчании внимая проповеди. Будучи человеком очень набожным и богобоязненным, он тихим голосом стал просить патриарха, говоря: “Нет, отче, не сожигай их, но пусть их зароют в землю”. Так и было сделано. Никон, поднимая правой рукой икону, всякий раз при этом восклицал: “Эта икона из дома вельможи такого-то, сына такого-то”, то есть царских сановников. Целью его было пристыдить их так, чтобы остальной народ, видя это, принял себе в предостережение».
Вслед за этой кощунственной выходкой патриарх начал говорить перед онемевшим от ужаса народом о крестном знамении. «В Антиохии, а не в ином месте, — говорил Никон, — верующие во Христа (впервые) были наименованы христианами. Оттуда распространились обряды. Ни в Александрии, ни в Константинополе, ни в Иеросалиме, ни на Синае, ни на Афоне ни даже в Валахии и Молдавии, ни в земле казаков никто так не крестится, но всеми тремя пальцами вместе».