. Однажды, после Рождества Христова, двенадцатилетний сын Аввакума Иван пришёл в острог повидать отца. Узнав об этом, разгневанный Пашков приказал бросить мальчика в «студёную тюрьму», где прежде сидел сам Аввакум, а наутро вытолкать и отправить к матери, так и не дав повидаться с отцом. «Начевал милой и замерз было тут, — вспоминал Аввакум. — Приволокся к матери — руки и ноги ознобил».
Весной пашковская экспедиция двинулась дальше. К началу июня 1657 года прибыли на Байкал. Здесь Пашков решил отправить в Москву накопившиеся за время пути отписки, в том числе и по поводу наказания кнутом протопопа Аввакума 15 сентября 1656 года. Чтобы оправдать свои беззаконные действия перед московским начальством, воевода пытался всячески оклеветать неповинного страдальца, изображая его чуть ли не главой противоправительственного заговора, «вором» и заводчиком бунта. «И тот ссыльной роспопа Аввакумко, — сообщал в своей отписке на имя царя и наследника Пашков, — умысляя воровски неведомо по чьему воровскому наученью, писал своею рукою воровскую составную память глухую безымянно, буттось, государи, везде в начальных людех, во всех чинах нет никакия правды. И иные, государи, многия непристойные свои воровские речи в той своей подметной памяти написал, хотя в вашей государевой даурской службе в полку моем учинить смуту». Аввакум якобы «тем своим воровским письмом хотел приводить служилых людей на то, чтобы оне вам, государем, изменили», подобно недавним сибирским бунтовщикам Мишке Сорокину и Фильке Полетаю «с товарыщи».
По правилам делопроизводства Пашков должен был приложить к своей челобитной оригинал «воровской» записки Аввакума, однако сделать этого он, естественно, не мог, а потому послал другой «документ», состряпанный им на скорую руку, — коллективную челобитную от имени 420 казаков даурского полка. В челобитной казаки якобы просили царя и царевича «вору и завотчику и ссорщику, роспопе Аввакуму» в соответствии с Соборным уложением «совершенной указ учинить», то есть казнить. Как убедительно доказал В.И. Малышев, отписка Пашкова и челобитная казаков написаны одной рукой, текст совпадает почти дословно, а более двадцати подписей на «казачьей» челобитной сделаны тремя-четырьмя почерками.
Одновременно с отписками в Москву Пашков отправил архиепископу Симеону в Тобольск челобитную с просьбой прислать в будущую Благовещенскую церковь, которую он «по обету» собирался построить в новом остроге на Шилке, «попа белова да дьякона», поскольку по дороге в Братском остроге умер белый дьякон Леонтий и в составе экспедиции остался один только чёрный поп Сергий. Получив пашковскую челобитную в конце августа 1657 года, владыка весьма удивился, что воевода ничего не написал об Аввакуме, и стал расспрашивать о нём посыльных, казачьих десятников Никиту Максимова и Потапа Фёдорова. От них-το Симеон и узнал о жестокой расправе, учинённой самодуром-воеводой на Тунгусских порогах. По поводу этого вопиющего случая архиепископом была немедленно написана челобитная в Москву, на которую последовал царский указ от 10 февраля 1658 года о замене Пашкова другим воеводой — поскольку