Сбежать в другую страну не получится. Хотя бы потому, что в каждом аэропорту может висеть ее фотография, а загранпаспорт остался в сейфе дома. А дом, понятное дело, находится под надежной охраной.
Покончить с собой — значит предать Грегора и поставить крест на своей молодой жизни. Будь Грегор жив, он бы не одобрил столь малодушный поступок.
Оставалось одно — изнывать от безделья.
Людмила лежала на роскошном диване тети Саломеи, читала газеты и посматривала на экран телевизора. Из сообщений средств массовой информации она узнала много нового о себе самой и о своей жизни с Грегором. Прошло несколько дней после его гибели, а тайна, окружавшая страшное двойное убийство на вилле Ангулесов, не давала покоя журналистам.
Газеты были забиты статьями об особенностях интимной жизни богатой супружеской четы. Все, о чем писали, было наглым враньем, высосанным из пальца, предназначенным для привлечения внимания скучающей публики.
На экране телевизора мелькали лица женщин, которые выдавали себя за подруг и любовниц Людмилы, и мужчин, которые именовали себя ее друзьями и любовниками. И тех и других вдова видела впервые. Эти наглые лжецы заседали в телевизионных ток–шоу, давали интервью. Все их передачи были до краев заполнены откровенным и наглым враньем, от которого Людмилу после десяти первых минут начинало тошнить.
Так вы говорите, что ваши отношения с Людмилой Ангулес носили доверительный характер? — задавала вопрос одна из ведущих ток–шоу под названием «Черно–белые».
Собеседник, хилый юноша с порочным лицом, встрепенулся:
— Еще какой доверительный! — радостно закричал он. — Настолько доверительный, насколько можно доверять друг другу в койке!
Ведущие хором воскликнули:
— Так значит вы — ее…
Ну да, мы спим вместе, — отвечал юноша, гнусно ухмыляясь.
Неужели эта прекрасная женщина могла убить своего мужа? — поражались ведущие.
Юноша высокомерно скривился:
— Вы и не представляете, на что она способна! На самом деле мадам Ангулес — зверь в юбке, тигрица, готовая сожрать любого, кто откажется с ней переспать. Ее муж мешал нашим отношениям, и вот — результат.
Как Людмила ни старалась, она не могла припомнить лица своего «любовника».
Еще круче оказался бывший циркач, ведущий программы «Двери», для форса нацепивший на свой здоровенный нос ультрамодные очки, периодически сползавшие с переносицы.
Людмила — боль моего сердца, — вещала, сидя на диванчике, незнакомая Людмиле особа, крашеная в огненно–рыжий цвет. — Мы с Людмилой давно любим друг друга, со второго класса гимназии. Мы пронесли нашу любовь через всю жизнь…