— А ты имячко-то ее знаешь?.. Вот что!.. Здорова, батюшка, здорова… только все что-то кручинится да тоскует.
— Тоскует! — повторил вполголоса Левшин.
— Да, батюшка, говорит, что по Москве… Вишь, больно ей приглянулась. А я так думаю, что теперь и в Москве-то она стала бы тосковать.
— Отчего же?
— Отчего!.. Ну, уж это, молодец, сам смекай.
— На-ка, красавица, вот тебе и еще водицы, — сказал Ферапонт, подходя к Дарье и подавая ей свою шапку с водой. — Пей себе на здоровье!.. Да только поскорее в путь. Благо теперь облака-то поразошлись, все-таки кой-что видно будет, а неравно опять набегут тучи, так и ты, голубушка, заплутаешься.
Молодая женщина встала, а Левшин и Ферапонт пошли отвязывать своих коней. В эту самую минуту из-за угла сарая высунулась безобразная рожа чернобородого раскольника.
— Вот они! — заревел он, оборотясь назад, и человек пятнадцать вооруженных дубинами мужиков высыпало на поляну.
— Хватайте их, братие!.. Бейте этих проклятых святотатцев! — кричал чернобородый, бросаясь с поднятой дубиною на Левшина. Отскочив быстро в сторону, Левшин выхватил свою саблю, она свиснула, и чернобородый, как сноп, повалился на землю. Но Левшин не успел повторить удара: его сбили с ног, скрутили назад руки и потащили в лес. Разумеется, Ферапонт, который был шагах в двадцати от своего господина, кинулся к нему на помощь; к несчастью, он наткнулся на пенек и упал. Когда он приподнялся, человек пять раскольников, не дав ему оправиться, кинулись на него гурьбою, вырвали из рук саблю и ухватились за него со всех сторон. Но Ферапонт устоял на ногах. Он круто повернулся кругом, тряхнул своими богатырскими плечами, высвободил руки и пошел работать направо и налево: сломал, как медведь, двух противников, сшиб с ног ударом кулака третьего, подмял под себя четвертого, но пятый, отскочив назад, ударил его дубиною так сильно по голове, что у него, как после сам он рассказывал, искры из глаз посыпались, и в ушах загудело, как будто бы ударили в Мшенский колокол. Он пошатнулся, ступил несколько шагов вперед и упал без чувств на землю.
— Что? улегся, проклятый еретик! — сказал один из раскольников, помогая приподняться двум товарищам, которые более других поизмяты были в руках Ферапонта. — Ну, здоров, разбойник!., кулак, словно свинчатка!.. Как он хлыспул меня, так я думал, что голова с плеч слетит!
— Что ж вы, братцы? — сказал, подходя к ним, другой раскольник. — Мы того молодца уж спровадили, тащите и этого.
— Зачем? — молвил широкоплечий детина, тот самый, который ударил Ферапонта дубиною.