Неведомо было ему, что впервые за три тысячи лет я чувствовал себя умиротворенным.
О демон несчастный, не сознающий своего несчастья…
* * *
Люди — это странный народ. Худшие из них давно превзошли по своим мерзостям самые гнусные дела троллей, а ведь они повсеместно признаны ошибкой Создателя. И в то же время лучшие из людей стоят на такой высоте, что величайшие эльфийские властители смотрят на них с почетом, уважением и завистью.
Я взираю на мой мир из пространства вне его. Не существует для меня времени сейчас, вся бездна веков прошедших и грядущих сливается предо мной в одно мгновение, тянущееся из прошлого в будущее, неразрывное и нераздельное, неделимое целое сущности и бытия Эа. Отправная точка истории сливается с ее завершающим штрихом — и все начинается снова.
Снова, но не по-прежнему, ибо меняются разумные, вершащие свой путь, спешащие завершить неведомую им миссию и возобновить ее опять. Тысячи и тысячи лиц и ликов сливаются в один, который предстает невообразимым образом некоего странного существа, имеющего черты всех их и — никого.
Драконы теряют свою устрашающую и восхищающую мощь, эльфы — очарование прекрасной расы, гномы — легендарную алчность и силу, люди — восприимчивость и приспособляемость, хайги и тролли — уродливость и коварство, брекки — благородство, майнары — древнюю память и разум…
Теряют — во всем этом клубке лиц, личностей и целых народов, теряют — но обретают в новом качестве нечто, складывающееся из лучших частей всего этого и приумножающееся ко славе и трагедии мира. Беспечно глядя на окружающее, в одиночестве существуют народы, не зная о том, что когда-то братство по разуму не было привилегией только людей, только эльфов или только драконов; и в странном перемирии десятков разных народов обретаются страны, путешествуя по которым попадаешь из ужасающих Пламенных гор Небесных Гномов в девственные леса дриад и бескрайние луга Арридов-Поклоняющихся-Солнцу. Все это сливается и преображается в один образ, образ бесконечно ненавистный и столь же необходимый, столь же долгожданный и искомый.
— Это должно было случиться, — говорю я ему, хотя голос здесь и не нужен. Ответ просто звучит в пространстве, окружая со всех сторон:
— Непременно.
— Уже было, и не раз.
— Было, но по-другому.
— Но это неважно.
— Да.
Я слежу за фиолетовыми зрачками, в которых когда-то давно многократно отражалось полуденное солнце, готовое скрыться за грозовыми тучами.
Сейчас в них не отражается ничего, здесь нечему отражаться. Здесь ничего и никого нет. Только я — и он.
— Зачем же это нужно?