Барон сделал большой глоток, задохнулся, лицо побагровело, едва-едва не закашлялся, глаза полезли на лоб, но справился, начал отхлебывать мелкими глотками.
Напряженное лицо расслабилось, наконец он проговорил с непонятным выражением:
— А это вино не подогревали, как вижу, однако в моих внутренностях теперь бушует пламя… Нет-нет, приятное такое пламя. Согревающее. Как вы это делаете?
Я небрежно отмахнулся.
— А это все Юг, там много всякого… ну, делающего нашу суровую жизнь чуточку приятнее.
Он чуть усмехнулся, но глаза оставались настороженными.
— Да, но… из одного кувшина разные вина?
— Такие кувшины стоят дорого, — согласился я. — И продаются только на самых больших базарах. Где появляются покупатели с немалыми деньгами… Так о чем вы пришли поговорить?
Вильдграф сделал большой глоток и, не выпуская из руки фужера, где на дне остается еще около трети глинтвейна, произнес намного более деловым голосом:
— Мы прибыли поговорить о взаимоотношениях. Сразу хочу предупредить, мы остаемся лояльными императору Мунтвигу! Это обсуждению и пересмотру не подлежит. Однако мы хотим избежать неизбежных разрушений, грабежей, бесчинств и убийств…
Он запнулся, посмотрел на меня настороженно: не слишком ли много вывалил сразу.
Я кивнул.
— Продолжайте. Я тоже хочу избежать грабежей. Армия, которая начинает бесчинствовать, теряет управление. Это не в моих интересах.
Он посмотрел на своих за поддержкой, снова обратил взор на меня.
— В Генгаузгузе, — сказал он чуть увереннее, — несмотря на огромные запасы зерна, все же недостаточно продовольствия, чтобы кормить вашу армию всю зиму, а потом еще и весну. Ваши войска вынуждены будут разбрестись по окрестностям, что нежелательно как для вас, так и для нас…
— Вы сформулировали все очень четко, — ответил я. — Что вы предлагаете?
Он чуть смешался, явно готовился подходить к этому вопросу долго и осторожно.
— Мне трудно, — сказал он откровенно, — что-то предлагать, так как я, вы верно сказали, человек войны. Но мои управители в один голос вопят, что нужно на каких-то условиях посылать вам продовольствие, чтобы избежать неизбежных грабежей.
Барон Оберштайн вставил осторожно:
— Мы, как вы понимаете, в состоянии запереться за крепкими стенами и держать оборону. Однако, как рыцари и христиане, мы обязаны защитить все наши села и деревни, а также мелкие города, которые огорожены лишь простым частоколом для защиты от волков, лис и мелких грабителей.
Маркграф вставил с пылом:
— Если бы мы могли пойти в бой и погибнуть, но спасти наших подданных, мы бы это сделали!..