Марта закрыла глаза, но тут же открыла. Она знала, что если она будет долго стоять с закрытыми глазами, она увидит лицо Франца. Она увидит, как он заботился о ней, увидит его цветы, увидит, почти почувствуют его мечты, надежды, его чаяния. Она не хотела этого. Меньше всего она хотела знать, что такое истинная любовь сейчас. Солнце скрывалось в ожидании ночи. Гроссштрассе столь вытянута с Запада на восток, что кажется, будто она идет до горизонта – творение архитектуры эластичного модерна.
Проходя мимо ювелирного магазина, она остановилась напротив витрины и увидела себя в отражении в зеркале. Она даже не подправила прическу, она знала, что выглядит идеально. Из булочной напротив доносился запах теста, который Бекерманн готовил на утро. Пьяный запах окружил Марту, она забылась. Ей захотелось оказаться голой в своей шелковой постели и курить. Она вспомнила, что отказалась от мундштука Фрица и тут же пожалела об этом. Шансы закурить скоро были минимальными. В целом, нулевыми. Ей показалось, что она голодна. Она зашла в ресторан. Села у окна и смотрела в окно, пока к ней не подошел официант и не принес ей меню и винную карту. Несмотря на то, что ей еще несколько мгновений назад хотелось есть, она ничего не заказала, только Дон Переньен, один бокал. Странно был видеть, как молодая дама, в сияющем вечернем платье, в бриллиантах, стоимость которых покрыла бы половину цены всего ресторана, заказывает бокал не самого лучшего вина. Однако хозяин понимал, что перед ним Иффэ, и принес бокал сам, он хотел спросить, не желает ли она еще чего-нибудь, но воздержался. Ее взгляд и так говорил достаточно. Марта привыкла, что ее оглядывали, она знала, что это так. И так будет всегда.
Представляя, кого она любила, и с кем была счастлива, кому говорила, что они принадлежат только ей, она постепенно пьянела. Одного бокала было достаточно, чтобы перестать чувствовать внутреннюю борьбу, дать свободу своему нутру, которое страдало от этого чувства, когда другой человек, которого любил, говорит другой то, что говорить не должен. Некоторые называет это ревностью, но это неверное слово. После бокала Дон Переньена Марта чувствовала это. Больше похоже на звук клавесина. Она попросила кельнера счет, оплатила и вышла. Вино ударило в голову, но охлажденный воздух столичной ночи, звуки моторов и крики рабочих ночных смен мгновенно внесли трезвость в реальный мир, что опять сиял в ночи кристаллами света и звука. Она не хотела возвращаться к Фрицу, она знала, это старый шофер не самый лучший собеседник, а ей хотелось общества. Но ехать к кому-нибудь было бы бессмысленно, уже поздно, а дома поговорить не с кем. С другой стороны, идя вдоль по Гросштрассе можно было отвлечься.