Не ликовал орел и не праздновал победу, ибо знал, что больше никогда не поднимется в небо. И погиб он от яда змеи. И накрыл он ее черными крылами…
Проект одной реформы
Александр Петрович Меньшиков вошел в здание благородного дворянского собрания в Москве. В Колонном зале давно уже заседали предводители губернских дворянств, собранных по весьма важному и неотложному делу. Гряла реформа, обещавшая перевернуть весь порядок управления землями, складывавшийся веками и уже порядком измененный реформами либерального правительства Его Императорского Величества Александра II. Программа реформы, надо меж тем заметить, носила характер действительно либеральный, прогрессивный и несколько чуждый России. Но «золотой век» русского дворянства закончился. История отвела нашим дворянам немного немало, а 99 лет, и теперь пришло время другого, завершающего этапа этой эпохи России. За эти коротенькие 56 лет, оставшиеся русской короне, необходимо было сделать еще столько много, сколько она, пожалуй, не делала за все время своего существования. Она приступила к реформе сразу, нахрапом, по-русски. «…А коли сейчас свободы не дадим, ждать придется, господа, когда сами возьмут…». Судьбоносная для России фраза, произнесенная в 1856 г. перевернула русскую действительность. В нашем Отечестве пророка нет и не было, и никогда не будет, видимо, поскольку не умеем ценить, что имеем, и кого знаем, а потерявши, как известно, плачем, но Александра II полюбили сразу. «Царь-Освободитель» по-настоящему ли освободил крестьян мало кого интересовало. Но, тем освобождением самым нажил себе врагов. А кого? Крестьян, на сорок лет попавших в кабалу, либералов русских, которые писали «Барским крестьянам от их доброжелателей поклон» и «Россию молодую», русских консерваторов, искренне не понимавших, «на кой мужикам аще и земли» – людей прогрессом не затронутых, но настоящих русских помещиков. Но все-таки реформа носила характер исключительно прогрессивный и, так или иначе, это понимали все. Теперь же для дворян, зачем они и собрались, предстояло что-то невероятное. Земства обещались переделить, а крестьянам, недавно еще крепостным, а теперь и многим временнообязанным предоставить не только права заседать в земских собраниях, но и представлять курии в собраниях и думах губернских, с чем абсолютное большинство дворян мириться нисколько не хотело. Боле того, предоставление последних прав обижало дворян в лучших чувствах, искренне веривших, что в органе, в котором представлен хоть один мужик, ничего хорошего произойти не может. В зале слышались слова, что реформа носит «вульгарный» и даже «грязный» характер. Поражало и другое: Лорис-Меликова и Милютина – потомственных дворян, имевших ум в высшей степени «государственный» обвиняли в излишнем либерализме, более того, глупости и даже масонстве. Дела, которые решались в собрании дворян, однако, никакой силы закона не имели, и единственно, как резолюция могла достичь уха Государева, так это через Его Величества Правительствующий Сенат, или, в крайнем случае, через Государственный Совет.